Встретился как-то мне кореш Кирилл;
у нас избушки в деревне кренились напротив,
пёсик Тузик его погулять выводил
и со мной погутарить был Керя охотлив.
Я земелю увидев, спросил про житуху:
-Ты Кощея стал клоном, что так глядишь
на задорожец облезлый - свою развалюху,
какой уж десяток на нём лет коптишь?
Пёсик подвел нас к этой машине
и лапку задрав, нагло бампер облил.
-Мне дорого стало пилить на бензине,-
Керя грустно ответил, а пёсик свалил.
Кореш сказал мне, что его сократили,
со стройки босс-жулик слинять предложил
и мигрантами после его заменили,
а теперь собирал он бутылки и жил.
-Я,-говорит мне,- с судьбою смирился,
научился в приглядочку есть и пить.
И если сухарь у меня появился,
то надолго сумею его сохранить.
И ещё, сахарок я вешал на нитку
над столом к абажуру и воду глотал,
представлял, что кусаю "Алёнушки" плитку,
а в мыслях за обе щеки уминал.
И бисквит жевал я мысленно с чаем,
смотря на сухарь в мускулистой руке,
и долго с него глаза не спускал я,
его когда вздёрнул при сахарке.
Если по радио слышал, что пищи завал,
а в холодрыге* задумала вешаться мышь,
то в радио сеть его вилкой втыкал,
надеясь захочет жить мышка, глядишь.
А кем я только мысленно ни был:
из столов зелень в управе сгребал,
и даже к боссу для обыска прибыл,
следаком, когда честным, себя представлял.
Прокурор, в моих мыслях, ему улыбался,
видать, что-то сунул ему босс в карман
и в туман альбиона наш жулик смотался,
скупая не только один там туман.
Трудно мне стало далече поехать;
у моей иномарки с горючкой облом
и только одна зубам радость-утеха,
что дома висит сухарёк над столом.
Подбежал к Кере быстро с косточкой Тузик,
он мысленно тоже жир видит на ней
и просит рыча, чтоб её не слопузить,
на ниточку так же повесить скорей.
Я подумав, ответил: -Держись стойко, Керя,
сядь в свой "горбатый", педали нажми,
в лобовую атаку на боссова зверя,
хоть "бумер" его за себя звездани.
Но перед этим изжуй свой сухарик
и сахарок, - ты их с ниток сними,
а если что, тебя Тузик-духарик
помянет той костью в голодные дни!
* - холодрыга - холодильник.