ОСЕНЬ. 2008
Завивается дым до Парижа.
В окруженье венков и свечей,
Догорает московская биржа,
Согревая российских бичей.
Сокровенные дали погасли,
И пуская в расход барыши,
Старый друг пропивает богатство
На окраине русской души.
Небосвод неприступен и грозен,
Старый друг всё пьянее и злей.
Это шапку бросает он оземь –
Из двухсот двадцати соболей!
Хороша эта жизнь и превратна,
Но в земные попав невода,
Он кричит, что вернулась обратно
Убежавшая в море вода.
– Боже мой! подступает всё выше! –
Он кричит, разбивая стакан;
И бежит на высокую крышу,
А вдогонку ему – океан!
И стоит над водой, не старея,
Освящённый законом бандит;
И глазами Колумба и Грэя
В безвозвратные дали глядит.
И восходят из древних преданий,
Из утраченных тайн и теней
Континенты его ожиданий,
Силуэты его кораблей.
Тянет руки он: «Господи, сущий!
Я теперь перекатная голь,
Не найти мне берёзовой рощи,
Где навеки уснула Ассоль!»
Он безумно глядит на Европу,
Головою трясёт: «Ай-я-яй!»
И кричит мировому потопу:
«Заливай, этот мир, заливай!»
И хохочет: «Подумаешь, жалость!
Разливай по стаканам и пей!»
Боже мой! Ничего не осталось
От двухсот двадцати соболей!