Жил человек в юдоли бренной
На взгляд, такой же, как и все:
И рост имел обыкновенный,
И нос — во всей своей красе,
И мозг — не то, чтоб из опилок,
И для трудов хватало сил,
Но был несдержан он и пылок,
Всех клял и гневно поносил...
Такая уж натура злая,
Ей увещания не в прок...
Отец, добра ему желая,
Дал сыну нравственный урок:
«Возьми, сынок, гвоздей махотку,
Дай выход гневу своему,
В душе потворствуя ему,
Бей молотком во всю охотку.
Едва почувствуешь досаду,
Вгоняй по шляпку новый гвоздь.
Охватит яростная злость -
Гвоздём вбивай её в ограду».
В день первый
три десятка с лишком
гвоздей
расплющил молоток,
Давая тешиться нервишкам...
Потом — десяток...там — пяток...
Казалось, места не осталось
В доске от шляпок гвоздевых,
Её спина переливалась
Узором капель дождевых.
Но каждый след его удара,
Всё убывающий числом,
Был для него подобьем дара
Небес, победой надо злом.
Пришёл и день немаложданный:
(Нет...гвозди были...злость ушла),
Где крик его скандальный, бранный —
позор семейного угла -
Уже не слышала соседка,
что возмущалась им нередко.
Лев, принародно присмирев,
Унял природный дикий гнев
И злые приступы гордыни
Он контролировал отныне.
«Ну что ж, сынок, сказать не ложно,
Тобою мне гордиться можно,
Ты преуспел,- сказал отец,-
Но это делу не венец.
Изменим правила игры:
Шли вверх, теперь пойдём с горы.
Отныне, сын, лишь вспышку гнева
Тебе удасться побороть,
Ты должен вытащить из древа
Гвоздь, вбитый гневом в эту плоть».
Непросто вбитое гневливо
Смиренной волей извлекать,
Неторопливо, терпеливо,
Чтоб новых бед не накликать.
Гвоздь за гвоздём, смиряя страсти,
Он рвал клещами из стены,
Как грех раскаянной вины,
Как зубы из гниющей пасти.
Дни чередой стекли в недели...
Мог видеть каждый из людей
Воронки, рытвины и щели
В истерзанном дощатом теле
На месте вырванных гвоздей.
«Смотри, сынок, такой как прежде
Доске вовеки не бывать,
Подобно праздничной одежде,
Что вдруг случилось разорвать.
Я это знаю достоверно
И подтвердит тебе любой:
Такие язвы и каверны
Неизлечимей чёрной скверны
В душе обиженных тобой.