Вы одеты в чёрное с бежевым,
в мокром небе ржавеют звёзды,
а графином хранимые слёзы,
разливаясь по граням надежды,
заливаясь, споют, как и прежде:
«Я люблю вас, как дождь любит лужи!»,
но, увы, я не больше вам нужен
в этой сонной вечерней неге,
чем остывший вчерашний ужин,
выдающий себя – за обед.
А я помню вас в белом и розовом,
и слегка обгоревшие плечи
на песке, утомлённом поступью
вашей ножки – такой беспечной,
я купил вам тогда мороженое,
вы шепнули: «Как это мило»,
но, увы, стал таким же я милым
в этой тихой вечерней неге,
как противный январский ливень,
выдающий себя – за снег.
Так пером незаметно и нежно
прорастает – движет предплечьем,
пробивается сквозь неверие,
сквозь усталость и быстротечность,
то бесовский, а то божественный
рваных рифм бесконечный бег,
но, увы, жизнь меняет одежды,
выдавая себя – за смерть,
остаётся письмо в бесконечность,
да пределы листа – что всё стерп!