СРЕДИ РУИН И МАРГАРИТОК
(Нимфеон)
Когда в Москве я спускаюсь под землю,
то это – переполненное, даже в полночь, метро,
всё в мраморе и засиженное бомжами,
грохочущее вагонами и шелестящее рэповой музычкой
из наушников соседа с дредами.
– Брат! – кричу я ему. – Ты меня слышишь? –
Знаешь, брат, что я тебе скажу? Я хочу выйти.
Выпусти меня, брат!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Когда в полдень на акрополе города Родоса
я спускаюсь под землю,
то это – Нимфеон.
Там, среди крупных, похожих на ромашки, греческих маргариток
среди этих белых, диких, невинных цветочков
серые камни стоят – в ржавчине лишайника, в патине времени.
…Полуразрушенная лестница. Буйство весенних трав.
Известняковые своды грота увешаны тенями и прохладой,
оплавлены медлительным огнём тысячелетий.
И с каждой ступенькой всё тише вокруг.
...То есть на акрополе в апреле и так тихо, вместо туристов – цикады да ласточки, да ещё ящерки – иногда. И все они, слава богам, говорить не умеют.
Но тут, под этими сводами,
тишина тяжелеет, клубится, сгущается.
Я пью тысячелетний настой тишины.
Нимф пока не видно. Вот, что-то такое мелькнуло, какая-то тень, на краю зренья. Будем считать, что ящерка. Ну да, ящерица, конечно. «Ящер, больше ничего» – «this it is and nothing more». Но лучше, пожалуй, вернуться. А то здесь, внизу… холодно как-то.
Жара. Ветерок. Никого.
Раскалённое белое небо.
Мелкие лиловые цветочки (фиалки – не фиалки?)
выстилают круглую лужайку у входа в святилище.
И качаются под ветром маргаритки.
…А здесь они танцуют, – ни с того ни с сего подумалось мне. – Поздней весной, под полной луной, – и шепчут свои наивные заклинания, обрывая бледные лепестки:
«М’агапА – ден м’агапА…» – «Любит – не любит…»
Каждой девочке, что на Родосе, что в Москве, известно это колдовство. Правда, ввиду нехватки маргариток, нам в России приходится гадать на ромашках.
«Они» – танцуют – здесь?
Кто?! – Нимфы? Призраки? Жрицы?..
«Здесь мы танцуем, здесь,
на плодоносной, тяжкой земле,
в полдень, под белым покровом небес
в полночь, под полной луной, и во мгле,
Скоро увидишь, скоро поймешь,
скоро весне конец!»
Что?.. Что такое? Ветер, больше ничего. Кстати: а маргаритка по-гречески так и будет: «маргарита» – жемчужина.
О, танец нимф в зачарованном круге!.. И сплетались гирлянды маргарит, эвридик и офелий… Жемчужные, нежнейшие созданья, они скользят над облачком фиалок-нефиалок, такие юные… Увидеть бы!
Но нет – мне досталась лишь горячая тишина.
И, в тишине, – шелест:
– Мы старые, старые, немощные, все нас позабыли!
Никто не любит нас больше,
никто не оставляет нам подношений…
И мы голодны!
– Дай, дай, дай нам cвоё красное, красное яблоко!
Оглядываюсь. На холме – ни души. Лишь вдали – пастух и коровы, и дорические колонны. И ветерок так жалобно свистит среди руин и маргариток… Эта жара сводит меня с ума!..
Осторожно кладу яблоко на древний серый камень.
Шорох. Шелест. Ласточки. Цикады.
…Вот, опять голоса. Такие тихие:
– Мы теперь старые, мы теперь уродливые!
Никто больше о нас не помнит! Никто, никто!
И даже маргаритки отворачиваются,
когда мы спрашиваем у них: «М’агапа – ден м’агапа…»
Но это с нами, с нами танцевала Эвридика!!!
– А ты пришла! Ты к нам пришла сама!
Дай, дай, ДАЙ нам твоё красное тепло!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Эври… дика.
Дико болит голова.
Ой.
А солнце-то к вечеру!
Что я здесь делаю, совсем одна,
среди руин и маргариток?
Жара. Цикады. Ни души.
Я. Ничего. Не. Слышала.
Ничего!
И Эвридика никогда не бывала на острове Родос! Уж это-то я точно знаю.
…Ненавижу эту жару!
Но… почему мне так холодно?
И где, эреб меня побери, моё красное, красное яблоко?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Эй, брат, ты меня слышишь?
Знаешь, брат, что я тебе скажу?
Я хочу оказаться в московском метро
Прямо сейчас!
2011, Родос - 2012, Москва
Иллюстрация Елены Атлановой