И подумалось: не случайно
Он в тумане, родной причал…
Вот и сердце болит отчаянно
И уснуть не дает по ночам.
Сердце,
сердце…
Нам жить с тобою
Вместе, дружно, только – вдвоем.
Почему же опять перебои
В стуке твоем?
Ты гремишь, словно гулкий колокол,
Медным эхом в ушах звеня…
Ты-то хоть не предай меня,
Мне не сладко,
скорее – солоно.
Это горло солено от слез,
Было дело – мечталось молодо
Дотянуться до самых звезд,
Только там, в небесах, холодно.
Значит, нужно бросать дела:
Горы, Тундру и Корабли,
И послушать
Колокола –
Древний голос моей земли.
Пролечу над горами Армении,
И услышу – гремит между гор
Стоголосое песнопение,
Этот яростный, древний хор.
И эстонцы – чинно и слажено –
Тоже хором поют, как встарь –
Это право векам нажито,
Словно теплый камень янтарь.
А у нас – горизонты голые!
Как уйдешь – не найти уже…
Только колокол,
медный колокол
Докричится
до рубежей!
Мы прославились не просвирами,
Полупьяным святым отцом,
А размахом – с просторами синими,
Над которыми, с хрипотцой
Медный колокол в поднебесие
Гул
расплескивал
золотой…
Как за эти крамольные песни
Вырван был язычище литой.
Знаю, милый мой, не рассказывай,
Как мучительно больно молчать,
Над Емелькою, и над Разиным
Безъязыко качаясь, мычать.
Шел казак с крестом,
Под кандальным звон,
И судьба его – по делам,
За кровавый сон
Целых девять ден
Клокотали
Колокола!
Погляжу на них, опечаленных, -
Там уснули мятеж и гроза.
Били в колокол – не начальники,
Не писали они образа,
А простой мужик –
Был обличьем дик,
И предерзок был, словно кат –
На доске с крестом,
Прямо над Христом
Золотой он изладил оклад!
Знал он Бога, не знал Бетховена,
Как орган в полумраке поет,
Инструмент мужика – колоколенка,
Небо
и
облаков полет!
Над пожарами, вражьей стаею,
И над праздником, где вино,
Он умел нам сердца настраивать,
Чтобы бились они, как одно.
Можно хором петь, можно – соло
На своей бедняцкой меже,
Но
только
колокол,
медный колокол
Докричится
до рубежей!
И, как станут нас околпачивать,
То бояре, а то – орда,
Начинает он звон раскачивать,
Чтобы слышали города
До востока!
Где проморожены
Горы, тундра, реки, ручьи,
Где олени бегут осторожные,
Потому что они – ничьи…
И до запада!
Там, где тополи
Заплескали своей листвой,
Словно дети в ладошки хлопали,
Восхищенные красотой.
До востока!
Где с гор, с разбега
Мчатся реки в море мое,
Пахнут реки апрельским снегом,
Свежей рыбой и мокрым зверьем.
И до запада!
Где в сомнениях
(Слева – музыка, справа – бар),
Положив животы на колени,
Рассуждают о поколении
Внуки разных купцов да бояр.
До востока!
Где словно гравюра –
Снег и четкий след табуна,
Где вдоль черной реки каюры
От темна идут до темна.
Эта песня в пути – страдание,
Если стал понимать этот стон,
То, считай себе в оправдание,
Ты поймешь колокольный звон.
3.
Мы в город уходим, словно под воду,
Словно от пули охраны таможенной,
Морщась, жуем ледяное мороженое,
Бродим в пресквернейшую погоды,
Лишенную начисто сервиса…
И массажируем сердце.
Город – упрямый, старый ворчун –
В бар посылает или к врачу,
Не опасаясь библейского Хама,
Вдруг приоткроет нам двери храма,
Где
онемели
колокола,
Где позолота, словно смола
Светится тускло,
свесившись весело,
И, как смола, естественна.
Храмы прослыли за чудаков,
Храмы простыли за семь веков –
Гулко вздыхают от нашего смеха,
Дразнятся хрипло тройственным эхом…
Здесь и крестили, и отпевали,
Возле кирпичной стены убивали,
Злаки хранили, песни спивали,
Черти и ангелы здесь побывали.
Были и мы. Мы уходим! Молчком…
В двери! По парку!! Но, как смычком.
Кто-то по нервам провел.
И, не веря,
Видим – сомкнулись тяжелые двери!
Сквозь розоватую дымку берез –
Архитектуры граненая гроздь,
Русское чудо, древний гипноз.
Где наша Родина? Там, где наш дом?
Скажешь нам, миленький?
- Бим! Бом!!
Камчатка, 1993 г