Лихорадка у меня, лихорадка,
Бьёт копытами по сердцу лошадка.
А на столике лежит шоколадка,
До неё не дотянуться никак.
Я один,
Одичалый от боли,
Моя парта сиротствует в школе.
Малярийная грустная доля –
Это детства непонятый знак.
Мама скажет, уходя в свою бездну:
-Для тебя я всё равно бесполезна.
И со мною только привкус железный
Акрихина,
Что горло обжёг.
Жар – за сорок,
И холод - за сорок,
Жизнь – вот самый мучительный морок,
Каждый час на работе так дорог,
Что потянет он на длительный срок.
Голос мамы отчуждённо печальный:
- Ты большое неразумное чадо!
Сталин глаз не смыкает ночами,
Приближая наше завтра в лучах.
Как могу я поступится работой
Ради взрослого почти обормота?
И в слова её – плаксивые ноты
Прорываются,
Как нежность и страх.
Я лежу в бесконечном смятенье,
А по стенам пляшут жёлтые тени.
Весь я жёлтый
От горького жженья,
Что промчалось по детству огнём.
Малярийные долгие зимы...
Выжил я,
Небесами хранимый.
Но следит за мной всюду незримо
Сталин в кителе белом своём.
Р.Маргулис