Он стоял и просил. Он хотел одного:
«Разреши, отпусти, я сумею.»
А она, лишь с любовью смотря на него,
На такого родного, всегда своего,
Сдвинув брови, спросила: «Уверен?»
Он в запале мальчишеском стал объяснять
Про атаки, штык-нож и гранаты,
Как гордиться им будут сестренка и мать,
Как он будет весь мир от фашизма спасать,
Как он станет советским солдатом…
Сколько в жизни ее вот таких же ребят,
За эпохой эпоху сменяют…
Все они о войне так геройски твердят…
Нет сомнения в том, что они защитят
Свой народ, на полях погибая…
Она снова отпустит, она снова поймет,
Всей душою ребенка жалея.
Спросит только:
— Ножом человека в живот не легко… Ты сумеешь?
— Сумею!
— А в грязи по колено? По пояс в снегу?
Ради наших потомков ты сможешь?
— Смогу!
— А в мороз тридцать градусов? В дождь и пургу?
Оборону держать точно сможешь?
— Смогу!
— Когда друг у тебя на руках без ноги…
Или держит кишки, холодея.
Разве сможешь продолжить в атаку идти?
Оставляя его?
— Я сумею!
Мать конечно же знает, что в этих «смогу»
Много фальши еще и бравады.
Если близко Судьба к сыну пустит Каргу,
То важнее других станет «надо»…
И конечно отпустит, конечно поймет
И его и таких же других.
Свое сердце она на куски разорвет
И частичка его с Сыновьями уйдет
Ради жизни и внуков своих…
Мы же с вами, те внуки, которых они,
Убивая себя, защищали,
Вспоминаем о них в эти скорбные дни —
Лишь восьмого-девятого мая…
Мы Георгия лоскут на «тачки» свои
Прилепляем и в косы вплетаем.
А они ведь за ленточки эти, увы,
Кровь свою на полях проливали.
Дед стоит. Остановка. Автобуса ждет.
Мы «летим» поскорее к обеду.
Не подбросим его, а проскочим вперед,
А дедуля лишь вскользь на машине прочтет,
Мол спасибо ему за Победу…