На фото: Рисунок с финской гравюры, на которой
изображён генерал Кульнев, нянчащий ребёнка -
будущего поэта Йохана Рунеберга. Рис. А.Лукина
+
В ДОРОГЕ
Если в прошлом году ещё мог себе позволить иронизировать, дескать, домашняя заграница нипочём, то на сей раз после мытарств в приобретении загранпаспорта, официального приглашения, визы, за которую пришлось платить «твёрдой валютой», после «ласковых» таможенных кордонов приехал я в настроении – как бы поточнее выразиться? – не то что бы раздражённом, но всё же в несколько колючем. А напрасно! Ибо вскоре убедился: сколь ни стараются власти обособить Латвию от России, подвластные люди, и латыши, и латгалы, и русские, как жили, так и живут – по законам извечным и неписаным.
Конечно же, имею в виду народ, а не оголтелых «прогрессистов». Где их нет? Не будь гостю запасен, а будь ему рад! – гласит народная мудрость. Да и то верно: сколь ни думай, а лучше хлеба-соли не придумаешь. Словом, встречали меня по-доброму, а к тому ж и понимали: на поклон приехал. Дело святое!
Быть может, о нём прочитав, кто-либо и заинтересуется славным сыном земли Русской. Тема благодатная. А «имперская» литература о Кульневе – обширна. Чтила и помнила Россия своего народного героя. Крестьянские избы и «царёвы кабаки» украшались лубками с изображением «храброго генерала Кульнева». О нём писались научные труды и воспоминания. Его подвиги вдохновляли художников. Любила и ласкала героя русская муза. Да и не только русская.
Слыханное ли дело? Отважный завоеватель Финляндии своим благородством и великодушием сумел завоевать сердца «зеленоглазых финнов»! На финских хуторах и поныне можно встретить старинные гравюры, на которых изображён Кульнев, нянчащий ребёнка – будущую красу и гордость финской культуры – поэта Йохана Рунеберга. Стихи его о генерале-рыцаре стали хрестоматийными и заучивались школьниками наизусть.
Вот впрямь умел всем братом быть
И умереть, и славно жить:
Он первый – сечь, колоть, рубить
И первый – лихо пить!
Своим носившим смерть клинком
Он нас глубоко уязвил,
Но так же любим доблесть в нём,
Как будто б наш он был!
Правда, один стих (среди других – хвалебных!) звучит приглушённым укором – царапает русскую душу. Совместим ли закон войны с законом вышним? – вот её вековечный вопрос. «Война, самая успешнейшая, – отвечает на него Кульнев в письме брату Ивану, – не что есть иное, как истребление рода человеческого и разорение жителей, на что без содрогания сердца нельзя взирать».
Вот вам и лихой рубака! Чудак, он с пленными обращался, как с гостями. «Французский генерал Сен-Женье, взятый Кульневым в плен под Друею в 1812 году, – вспоминает Денис Давыдов, – залился слезами, услышав о его смерти».
Воин-поэт в двух кампаниях, финляндской и турецкой, был неразлучен с Кульневым: «ели из одного котла, пили из одной фляжки». На одном из бивуаков он сочинил шуточные стихи:
Поведай подвиги усатого героя,
О, Муза! – расскажи,
Как Кульнев воевал,
Как он среди снегов в рубашке кочевал
И в финском колпаке являлся среди боя.
Пускай услышит свет
Причуды Кульнева и гром его побед.
«Причуды Кульнева, – как замечает Денис Давыдов, – шли от неподдельной, самобытной оригинальности его характера». Добавим, русского характера. Тут есть, о чём поговорить. Для разговора пригодились бы и русские сказки, и былины, духовные стихи и жития святых… Но – увольте, господа! Скоро Лудза… и музей-усадьба Я.П.Кульнева.
Долгое время, согласно надписи на мемориальной доске, я считал генерала уроженцем Люцина (бывшее имя города). Видимо, многие уверены в том же: ведь эта доска висит и поныне! Когда же нашёл у Василия Жуковского такие строки:
Где жизнь судьбу ему дала,
Там брань его сразила.
Где колыбель его была,
Там днесь его могила. –
то воспринял их не более, как поэтическую вольность. Пикуль, следуя этим стихам, вложил в уста своего героя «подходящие» слова: «Неподалёку отсюда есть постоялый двор в Клястицах, где проездом, сорок восемь лет назад, нечаянно родила меня матушка…»
Красивая легенда! А на самом деле? Известно, что Пётр Васильевич нашёл себе жену в Прусской Померании, в конце Семилетней войны (1756–1763 гг.), а объявился городничим в Люцине только на девятом году после рождения сына Якова. Так что вовсе не Люцин родина генерала Кульнева. Может, и впрямь Луиза Ивановна разрешилась от бремени на постоялом дворе в Клястицах, вблизи Сивошина, где погиб Кульнев? Поэты большие угадчики! Но покамест, как говорится, история об этом умалчивает, лишь одно достоверно: счастливые отроческие годы Яков Кульнев провёл в Люцине.
(Продолжение см.4 http://www.stihi.ru/2012/05/23/4005
Начало см. 1 http://www.stihi.ru/2012/05/23/3277
2 http://www.stihi.ru/2012/05/23/3454