Орефьев

Павел Облаков Григоренко
       1

Услышав гром аудиторий,
сильней торнадо был который,
увидев окон яркий свет,
и лица жаждущих студентов,
их пёстрые рубахи, ленты -
хоть сам как щёголь был одет -
Орефьев Игорь был сражён,
сей дух студенчества высокий
казался даром неба. Он
подеть куда пылающие щёки
свои не знал. В его портфеле
лежали - ручка, карандаш,
тетради фирмы Биркенташ.
И сердце бьётся еле-еле...
Сперва под стенкою стоял,
открыл портфель, достал пенал,
потом опять его запрятал.
Друзей приметил у окна,
позвал их радостно  "Ребята!"


           2


И перекинувшись словцом,
звучать стараясь молодцом,
покинул душное фойе,
наполненное деловым гуденьем,
пересчитал в кармане деньги,
рубль и одиннадцать монет,
которые ему в 6.30 рано,
на скромный, без излишеств ланч
дала его встревоженная мама,
но не на пиво - хоть ты плачь!
Взлетел на лифте на восьмой,
смотря тайком, из-под бровей,
как ветерок в причёске веет
какой-то девочки, тесьмой
на волосах её играя.
О - думал - красота какая!..
Заметим, он застенчив был,
от страсти внутренней сгорая,
Орефьев Игорь наш, а вы?


           3

Окончив школу без проблем,
почуяв духом свой тотем,
хотел учёбу продолжать,
намаявшись от разгильдяйства,
он в институте горхозяйства,
а там - удача госпожа.
Но тут родители вмешались -
"Ведь кушать любишь, Игорёк,
да так, что ломит за ушами?"
И, отложив газету, папа рёк -
"Есть у меня один знакомый,
калым ему придётся дать.
А в горхозяйство поступать -
не выйдем с мамой мы из комы."
И вот, извольте-ка, инъяз,
где мы приметили как раз
Орефьева, не видевшего свет, но
который очень был горазд
глядеть на девок незаметно.


           4

Вступление сдавши без труда,
скажу на ухо, господа -
он не без папиной подачи.
Теперь - английский, very well!
Идя, насвистывал и пел -
он в будущей элите, значит.
И вот студент - ура, ура!
Снов воплощенье, анимаций.
Курнув на лестнице - пора
бежать на пару заниматься.
Что день - то новые друзья,
пельменная, пивко, пирушки,
да так, что полетела стружка -
ах, нравилась судьба сия!
И тут - колхоз. Бывает так,
в стране советов - кавардак
и, наплевав, судьбу отринув,
и за спасибо, за пятак,
заставят на себя гнуть спину.

         5

Собрав внушительный баул,
Орефьев на вокзал рванул.
Колхоз! Как много в этом слове
для душ студенческих слилось,
как много в них отозвалось!
(Се знают, быв из всех сословий.)
Когда до колик засиделся
среди учебников - в сто доз,
закис без важных дел сам -
езжай, забросвив всё, в колхоз.
Чудесный воздух, лес, река,
и лентою до горизонта
дорога вьётся. Видишь вон-то -
бегут куда-то облака.
Тебе кто должен, извинив тех,
как будто пьяный без утех -
(чудесно сладкое ярмо!) -
повсюду празднество потех - и...
блестит коровье дерьмо.


          6

Приехали на электричке,
напившись в стельку по привычке.
Потом проспались, протрезвели,
поели снедь из узелка,
воды, как бедуин, взолкав,
и в небе строчки розовели.
На место прибыли. Грузовики
их ждали на пустом перроне,
водила, видя их, беззлобно кинул
маток, взвенел тот, быв обронен.
В двух корпусах их разместили,
велели - ужинать, соснуть
перед работой, тяжкий путь! -
преподаватели и - сами пили.
А поздно вечером, мать-перемать,
судьбу свою за хвост поймать -
большой в груди его пожар
зажгя, одна к нему упала на кровать,
и друг наш Игорь... убежал...
 

       7

Я тоже без ума любил,
и страсть свою в вине топил.
Смотрел в окно её ночное,
подвинув мокрые кусты,
и стёкла чёрные - пусты.
Коль любишь, сердце очень ноет.
Орефьев ЭТУ видел часто,
не то, чтобы она была красива.,
не то, чтобы глаза лучатся,
за то, что выбрала - спасибо!
Три дня с тех пор, как лоханулся,
прошло. Пытался с НЕЮ говорить,
одеколонен сладко, брит,
электробритвой superwolfson.
Ему казалось, что глаза
её весёлые хохочут - егоза!
И тут подумал холодно и ясно,
что он законченный урод, пузат,
она ж - воистину прекрасна!


          8

Влюбился Игорь, что ж, бывает,
Вселенную всю держат сваи
любовей наших. Впрочем, смерть
приходит, грянув, невзирая
что думаем об аде, рае,
и к праведникам - круговерть.
Он на четвёртый день решился,
подряд осилив 200 грамм,
и на закат он побожился,
окончив труд на грядке сам.
Да, кстати, слово о колхозе -
труд адский, не об этом речь,
попив всю водку, пришлось лечь
под старую колдунью, возле
которая жила кирпичного сельпо,
подолом ивы чёрной под.
Орефьева я видел под вагоном
шныряющего без пальто,
накачанного самогоном.
 

          9

Прошу прощенье за подробность,
как будто на плече гроб несть -
спешу без тайн вам рассказать,
что было дальше, верьте, верьте!-
помчался гений наш в карете
к порогу милой, вот уж - зять...
Не так всё было, жизнь сурова,
как танкер в порт большой Дербент,
шагал в ботинки зашнурован,
в коровьем по уши дерьме.
Взошёл, шатаясь, на крыльцо он,
желая щёки целовать,
учителю дав в зубы - бля-ять!-
желав, чтоб был он окольцован,
чтобы ОНА его любила,
чтобы, любя, боготворила,
жена ему, а он ей - муж!
Но руки, повалив, как пел Боб Дилан,
скрутили проволкой ему.

   
     10

Его просили - ты покайся,
жизнь это муть какая вся!
Ну оступился, мы простим,
и мама с папой у тебя
так убиваются и так скорбят -
прикосновенье мягкой кисти.
Орефьев, поняв, что не прав,
преподавателю дав в яйца,
всё оценил - давно пора
ему податься в горхозяйства.
Да, он сказал, виновным я
себя б признать готов -
любви не нужен повод -
коли б не этот пошлый взгляд...
Он руки, ЭТОТ, распускал,
за грудь хватал - какой нахал -
он девушку мою, вот идиот!
Отчислен Игорь, что ж, ха-ха,
он в армию теперь идёт.


     11

Когда учитель молодой
лежал, поникнув головой
с разбитым носом на крыльце,
Орефьев в коридр вбежал,
платок в ладонях Катин жал,
о маме думал, об отце,
о том, что надо изменяться,
не пить, учиться, не курить,
начитанным быть, как Ватсон,
знать револьверный жизни ритм.
Придя, красивая Катюша,
шепча то важно, нежно то,
забыла на полу платок,
Орефьев взял его и душу
не чаял в нём и так же в ней,
в избраннице навек своей,
Хоть, впрочем, был он не уверен -
тот ветер, с тех ли гор повей,
готов ли ей построить терем?


       12

О Катя, милый, милый ангел,
пророчество великой Ванги!
Он о тебе всю жизнь мечтал,
ты - липа, он могучий вяз...
И только прибыв на инъяз,
он понял, не вот эти - та.
И вот любя - какие игры! -
один без славы, без друзей,
на растерзанье львам и тиграм
как будто брошен в Колизей.
Но Катя, очи, плечи, губы,
горячие как сам  мартен,
что же она? Желая перемен
он в армию, как в омут, убыл.
Она, всё помня про кровать,
притворств стыдилась. Виноват
ли в чём Орефьев - бог судьбы?
И обещала его ждать.
Дождётся ль, строго спросим мы?



      к о н е ц



                1989



На фото - я, 1982