Глава 20. Долгожданная встреча на Кунене. Жертвенный козел.
Рыбаки знают, что после проливных дождей вода в горной реке приобретает специфический цвет «кофе с молоком». Именно такими, кофейно-молочными водами, несущимися со страшной силой куда-то влево от лагеря, и встретила нас Кунене. Нельзя сказать, что мы были удивлены и восхищены стремительным напором намибийской красавицы. Отнюдь. Как сказал бы Андрей-второй, «видали мы речки и покрасивее». Но своеобразная прелесть и необычность Кунене крылась в том, что она совсем не воспринималась горной. Не было видно перепадов высот, перекатов, обрывистых утесов. Пологие берега правого (ангольского) и левого (намибийского) берегов лишь на метр-другой возвышались над руслом, обваливаясь то тут, то там большими песчаными ямами, заросшими огромными пальмами. И даже сама «быстрота» воды не поражала воображение. Лишь в те мгновения, когда мимо нас по воде на крейсерской скорости проносился топляк, огромные коряжистые стволы и ветки, становилось ясно – шутить с этой рекой опасно.
- Мишунь, я так понимаю, рафтинг накрылся? – Инна уже успела принять душ и теперь благоухала на всю веранду ароматом антикомариного спрея.
- Да, к сожалению. Местный инструктор объяснил, что сплавляться по большой воде, с учетом близости водопада – смертельно опасно.
- Ну, а как же все эти категории сложности, какие-то пятые и шестые ступени? Допустим, я чайник. Ладно. Мне нельзя и даже смертельно опасно. Но у вас с Петровичем есть опыт сплава и не по таким мирным местам.
- Знаешь, подруга, в чем парадокс первого впечатления? Ты недооцениваешь степень опасности. Вот если бы эта Кунене ревела, гремела и пенилась, если бы брызги не давали тебе подойти к берегу, вот тут бы ты насторожилась и первая закричала: «Стоп! Опасность!». А сейчас ты расслаблена. Ты попиваешь кофеек и любуешься гладкой и ровной речной простыней. Ты назвала Кунене мирной? Запомни навсегда, заруби себе на носу: главные опасности всегда скрыты и всегда замаскированы. Бояться нужно тогда, когда никакой видимой угрозы не чувствуется. Помнишь выражение – «затишье перед бурей»? Вот у меня при взгляде на Кунене инстинктивно возникает это ощущение.
- Ага! Попались! Ой, какие вы чумазые! – на веранду с радостными воплями влетела Лера и с детской непосредственностью бросилась обнимать по очереди Мишу, Инну, Андрея и Петровича.
- Мы, между прочим, уже пять раз душ принимали и сидим тут битый час, выжидая тех, кто должен был, по идее, встречать нас с лавровыми венками, - засмеялся Андрей-второй, - А вот ты, действительно, чумазая, да к тому же насквозь мокрая, мы же просто загорели до черноты.
- Я и насквозь мокрая, и насквозь голодная…. А это что? Ужин? Ма!!! Они стерегут наш ужин! Ура! Мы дома!
Вслед за Валерией на веранде материализовались сотканные из дождя и размазанной ровным слоем красноватой глины силуэты остальных путешественников. Электрического света, как это принято в африканских лоджах, ночью не было, и встречу друзей озаряли лишь неяркие блики керосиновых ламп, расставленных и на полу, и на столе. Общее братание и ликование длилось добрые минут тридцать.
Мы с затаенной завистью вслушивались в торопливые рассказы друг друга и, соответственно, жалели (каждый по своему), что не пережили приключений у химба, или не увидели закат на плато Гроотберг, или не послушали львиного рыка, или не форсировали русло сто первой речки в Коаковельде, или не работали матадорами на ранчо, или не отбивались в Этоше от стаи шакалов, прикормившихся у отеля, или…, или…., или….
- Мам, а можно в реке искупаться? Вода теплая…
- Нет, Лера. Миша сказал, что здесь сильное течение и купание крайне опасно.
- Ладно… Эй, сэр, есть у вас длинный канат? Я хочу искупаться в реке, - не сдалась девушка, обратившись к молчаливому бою по-английски.
- Это невозможно, мэм, - с достоинством ответил он.
- Ну почему? Обвяжете меня канатом и в любом случае вытащите!
- Крокодилы, мэм…
Против такого аргумента возражений не нашлось.
Хорошенько подкрепившись и наговорившись вволю, усталые путешественники разбрелись по домикам-палаткам. Все настолько соскучились друг по другу, что расставаться даже на короткие пять-шесть часов сна ужасно не хотелось.
- Други! – обратился ко всем на прощание Константин. – У меня есть предложение, подкупающее своей новизной. А не изжарить ли нам завтра шашлычка?
- Где же мы мясо в этой глуши достанем? Тут, поди, и магазинов-то нет.
- Поживем – увидим….
Последним с берега реки уходил Миша. Он до рези в глазах всматривался в серебристую лунную дорожку, рваными разрывами вспыхивающую на поверхности быстрой воды, и очень жалел, что люди не боги и не умеют ходить по волнам. Ему, например, остро хотелось сейчас встать, оттолкнуться босыми ногами от мокрого песка и шагнуть на эту серебристую рябь, уходя от суеты прожитого дня куда-то, в непостижимый мир бархатного черного неба с его мириадами бусинок-звезд.
- Крокодилы, мэм… - пробормотал он про себя и усмехнулся. – Вот-вот…. Или крокодилы, или наша немощь…..
Утро выдалось жарким и солнечным. Даже рассветные часы, которые, по идее, должны были быть наполнены речной ленивой прохладой, удивляли доставучим и каким-то прицельным жаром. Стоило сделать лишь небольшой шажок из-под плотной соломенной крыши веранды, или хотя бы высунуть голову, как миллионы острых пчелиных жал раскаленного света впивались в кожу, стараясь отыскать на теле местечки понежнее да понезащищенней. Наши носы, успевшие еще в первые дни обгореть, облупиться и покрыться тонкой ранимой кожицей, снова мгновенно покраснели. А ведь прошло всего пару часов после восхода, может, и того меньше.
Суетливые бои черно-белыми тенями заскользили по берегу, перенося под пальмы столы, кресла и огромные парусиновые зонты. Завтракать на веранде, где было сумеречно, но невыносимо душно никому не хотелось. Здесь же, у самой воды, ощущалось хотя бы минимальное дуновение свежего ветерка.
На утренний кофе собрались все. Точнее, почти все. Ибо, как выяснилось, Влад, Лера и Константин уехали еще на заре с одним из сотрудников лоджа в какую-то отдаленную деревеньку химба, где надеялись купить барана, или хотя бы козу, чтобы все-таки удивить нас шашлыком. Когда они вернулись, хохочущие и с «уловом», то суть их торгов с вождем племени очень живописно описал Влад, почти слово в слово повторив старинный анекдот, но в намибийской интерпретации:
- Сколько стоит коза?
- Белая или черная?
- Ну, допустим, белая.
- Шестьсот долларов.
- А черная?
- Тоже шестьсот.
- А мясо у нее нежное, вкусное?
- У белой, или у черной?
- У белой.
- Очень хорошее.
- А у черной?
- Очень хорошее.
- Товарищ вождь, в чем же тогда разница между этими двумя козами? Как нам выбрать?
- Белая коза – это моя коза.
- А черная?
- Тоже моя….
Людмила очень переживала за дочь, предполагая, что той не стоило присутствовать при сцене заклания «жертвенного козла».
- Не волнуйся, мамуль, - утешила ее Валерия. – Во-первых, я участвовала только в процессе выбора. Во-вторых, крайней степенью лицемерия было бы утверждать, что я, обожающая мясо, не понимаю, каким образом оно попадает к нам на стол. Так что вариантов два: быть вегетарианцем, или не ныть от сочувствия к погибшей козочке или корове….
- Вот так-то, Люся, - Миша с уважением посмотрел на самую юную участницу экспедиции, которую знал еще совсем ребенком, - Наши дети честнее и прямодушнее нас, взрослых.
- А зачем лукавить? – Лера удивленно подняла карие оленьи глаза. – Что это за пережитки прошлого? В чем смысл вранья? Если мне надо сказать козлу, что он козел, то я так и сделаю. И мне не придется злиться и терпеть рядом с собой человека, который мне совсем неприятен. Пусть обижается, пусть не общается со мной. Так будет лучше и ему и мне.
- Всё так и не так…. – Михаил, единственный из присутствующих рискнул снять майку и выбраться из-под тента в самую ядреность утренней жары. – Но есть в этой позиции определенный юношеский максимализм. Допустим, я прямо в глаза скажу, что не считаю тебя умницей или красавицей. Обидишься?
- А ты, действительно, не считаешь?
- Я же сказал, - допустим….
- Совсем не обижусь. Я же не червонец, чтобы всем нравиться.
- А если я скажу то же самое тебе о твоей маме?
- Стукну по голове! Я никому не позволю усомниться в том, что моя мама самая лучшая.
- Вот ты и добралась до сути…. Нельзя оставлять себе священное право правдоруба, право обижать, отрицая возможность выслушать ответную правду. Мне нравится твое прямодушие, но еще больше нравится другое человеческое качество – великодушие. Я, например, с возрастом, с опытом, с набитыми шишками усвоил одну истину: правда всегда субъективна, обида – всегда объективна. Поэтому стараюсь сам никого не обижать и, главное, не обижаться ответно.
Странное напряжение повисло в воздухе. Почему-то всем показалось, что Миша сейчас произнес какую-то очень важную вещь, но зачем, почему, а, главное, к кому он обращался было не понятно. Атмосферу разрядил Костя, который все это время орудовал возле жаровни, ловко расправляясь с большими кусками козлиной туши, отхватывая ножами те ее части, которые, на его взгляд, лучше всего подошли бы для гриля:
- А я вам так скажу: правда – это как соль и перец для нашего шашлыка. В умеренных количествах они улучшают вкус жаркого, а вот переперчить или пересолить – значит отправить мясо на помойку. Всё в этой жизни должно быть дозировано. И тогда мы будем довольны жизнью и друг другом.
- Чего не скажешь о козле, - засмеялась Инна-маленькая. – Ему уже без разницы, сколько ты, Костя, специй добавишь.
- На то он и жертвенный козел, - философски заключил Костя и поднял вверх указательный палец, перепачканный в приправах.
Пока экзотическое яство готовилось, стали думать о том, как скоротать два дня, отведенные программой экспедиции для знакомства с Кунене. То, что рафтинг накрылся медным тазом, было ясно всем. Мы, на всякий случай, еще раз поинтересовались у местных жителей, нельзя ли нам уехать куда-нибудь выше по течению, где река не так многоводна и сплав не так опасен. Но оказалось, что единственный в этих местах инструктор-экстремал, обожающий именно «высокую воду», отбыл в бессрочный отпуск, а все остальные «рафтмэны» не захотят рисковать лицензией и сопровождать нашу группу. Поэтому было принято мудрое решение посвятить вечер знакомству с водопадом Эпупа, а на следующий день покинуть лагерь с тем, чтобы иметь больше времени на поиски легендарных гереро.
За все время маршрута мы настолько отвыкли от безделья или бездействия, что часы праздности, сопровождающие нас на Кунене, казались вечностью. И ведь находятся же на свете чудаки, которые умудряются любить такой тюлений отдых?! Любить бесцельное сидение или лежание на берегу реки или моря, любить бессмысленное созерцание пускай даже самых красивых пейзажей, смакование экзотических коктейлей, вызывающих изжогу… Ну о чем, скажите, интересном или высоком можно говорить, когда твои глаза полуприкрыты панамой, тело растеклось по шезлонгу, подобно подтаявшему на солнце холодцу, а все мысли сосредоточены только на том, насколько равномерно ты смазал кожу кремом от загара?
Когда скука от подобного «отдыха» достигла своего апогея, внезапно раздался оглушительный всплеск, сопровождаемый отчаянным женским криком:
- Мама! Мамочка! Инна! Скорей сюда! Они сумасшедшие!
Сонное состояние слетело с нас в одно мгновение. Кто в чем был, бросились к реке. Картина, которая открылась нашим глазам, в любом другом случае могла бы показаться мирной: рассекая воду уверенными гребками, откуда-то с дальней оконечности пляжа по направлению к островку, разделяющему Кунене на две части, на огромной скорости плыли Миша и Петрович.
- Во, дают! – восторженно присвистнул Женя.
Влад и Костя, напротив, нахмурили лбы. То, что пловцы двигались так быстро, говорило отнюдь не об их мастерстве, а о бешеной скорости воды. Не прошло и минуты, как наши товарищи уже вцепились руками в корневища пальм, растущих на самой оконечности острова. И Константин отчетливо видел, по напрягшимся мускулам рук, как тяжело друзьям удерживать свое тело в стремительном потоке. А ведь предстоял еще и обратный путь к нашему берегу. И если соотнести траекторию самого короткого пути назад с силой и скоростью течения, то окажется, что выплыть ребята смогут лишь в самом конце береговой линии, примерно в трехстах метрах от лагеря и всего в пятидесяти метрах от рычащего и беснующегося отвесного водопада.
Лицо Кости побледнело, на висках выступили капельки пота. Он через силу улыбнулся, сделал Инне успокаивающий жест рукой, что-то шепнул Жене и Владу, и быстрыми шагами направился в сторону водопада.
- Влад, это очень опасно? – Инна с тревогой всматривалась в силуэты пловцов, болтающиеся, словно поплавки, всего метрах в пятидесяти от берега, на таком близком, казалось, соседнем островке.
- Нет-нет, не волнуйся. Никакой опасности нет. Сейчас они немного отдохнут и приплывут обратно.
- А их не унесет к водопаду?
- Что ты! Конечно, нет.
- Почему же тогда Костя так разволновался?
- Так, это… Он…. Из-за крокодилов, наверное… - ляпнул Влад первое, что пришло в голову, и снял с полосатого столбика спасательный круг на веревке.
Инна тихо охнула и без сил опустилась на землю.
Женя сделал женщинам знак оставаться на месте, и со всех ног припустил за Константином. А Андрей-второй, который и затеял вместе с Мишей и Петровичем подобное «развлечение» ради уникальной, как им казалось, съемки, постарался скрыться от гневных глаз разъярённых женщин за треногой своей видеокамеры.
Когда пловцы одновременно разомкнули пальцы и резко бросили свои тела поперек течения, волнение достигло апогея. Поток воды моментально, словно пластмассовых пупсов, развернул мужчин в сторону водопада и потянул к нему со страшной силой. Резкие взмахи рук, глубокие гребки мало помогали. Казалось, что расстояние между пловцами и нашим берегом не сокращается совершенно, зато их фигуры отдаляются все дальше и дальше, утаскиваемые бездонной пастью Эпупа Фоллс. Минута-другая – и фигуры мужчин совсем скрылись из глаз за выступающим в реку отрогом берега. Повисло тяжелое молчание….
Через несколько минут откуда-то издали, из глубины прибрежных джунглей раздался молодецкий свист и громкий голос Кости:
- Эй, там, на берегу! Женщины, без паники! Мы возвращаемся!
Влад глубоко вздохнул и выпустил из рук ладони Люды и Нади, которые, как оказалось, очень крепко сжимал все это время. Лера тихонько подошла к Инне и обняла плачущую старшую подругу:
- Скажи, ты же не убьешь Петровича?
- Еще как убью, - пробормотала та. – Вот утонул бы, пускай бы домой не возвращался!
А жертвенный козел, тем временем, был забыт. Вот и пришлось нам вместо сочных и ароматных кусков свежего мяса жевать подсохшие и подгоревшие твердокаменные корочки. Впрочем, их вкус все равно показался восхитительным. Наверное, потому, что мы уже настолько соскучились по обычной домашней еде, что любое блюдо, приготовленное «как дома», своими руками, воспринималось шедевром мировой кулинарии.
А минут за двадцать до захода солнца все отправились к водопаду. Выбраться раньше не позволила изнуряющая жара. Как оказалось, мы выбрали самое удачное время для знакомства с легендарным Эпупа.
Впрочем, водопад был настолько хорош, что заслуживает отдельного рассказа.
Кажется, в одной из глав мы уже рассказывали, что Намибия поражает путешественника не только удивительными и уникальными пейзажами и природными ландшафтами, но и какой-то каледоскопичностью их мгновенной смены. Вот, казалось бы, наш лодж на бурной Кунене отстоит от водопада Эпупа Фоллс всего на каких-то триста метров (если по прямой) и полтора километра, если подбираться к водопаду не по реке, а кружным путем, через возвышенность. Но какой контраст! Живя в лагере, мы и представить не могли (ну, не чувствовалось это совсем), что находимся на довольно высоком плоскогорье, а вот на тебе…. Всего-то пять минут пути на раздолбанном лагерном джипе, и мы уже смотрим на мир с высоты птичьего полета. Высокий ангольский берег воспринимается не иначе, как столовая гора, верхняя часть которой изрезана тысячами ниспадающих вниз потоков воды. Если вам посчастливилось бывать на водопаде Виктория, то вы легко представите Эпупу – это уменьшенная в три раза его полная копия. Ширина водопада – более полукилометра, высота – всего сорок метров. Но, поверьте, сорок метров – это очень и очень много. Это почти двенадцатиэтажный дом, с бескрайней крыши которого сверзаются вниз ручьи и реки, плотинные лавины белой пены (совсем как на какой-нибудь сибирской электростанции), или дымные грохочущие радуги брызг. Но если Виктория – ревет, то Эпупа Фолсс поет. Поет, словно орган, торжественно и даже мелодично.
Любоваться водопадом можно с двух точек – вровень с ним, и сверху. Мы успели побывать на двух смотровых площадках и даже сделать несколько сотен удивительных снимков.
Переживая недавний сумасшедший заплыв мужа и друга, Инна была, пожалуй, единственной, кому лицезрение Эпупы не приносило удовольствия. С верхней смотровой площадки отлично просматривался лодж, тот островок, который торчал посреди Кунене прямо перед верандой, пляж, мимо которого проносило пловцов и, собственно, сам резкий обрыв водопада. Отсюда казалось, что всё это находится настолько близко друг от друга, что высочайшая степень риска становилась еще очевидней.
- Ну что, дружище, всё еще грустишь? Или злишься? – Миша подошел к женщине и обнял ее за плечи.
- Ты можешь мне объяснить, зачем вы это сделали?
- Словами это трудно выразить. Наверное, в жизни любого из нас существуют моменты, когда вся твоя суть, вся плоть, ум, тело, благоприобретенные привычки и даже инстинкт самосохранения бунтуют, говорят: «Стоп! Нельзя!», - а твоя душа рвется сделать именно то, что нельзя. Не было никакого смысла в нашем поступке. И искать его не нужно. Просто я и Андрюха почувствовали в какую-то секунду, что, если мы сейчас не прыгнем и не поплывем, то не сделаем этого уже никогда в жизни. Мы просто обязаны были прыгнуть и поплыть.
- Да?... – Инна скептически наморщила нос. – А мне показалось, во всяком случае, в отношении Андрея, что в вас говорил не зов души, а адреналин от шампанского, или рома… Извини, я не запомнила, что вы пили за обедом.
- Не заставляй меня разочаровываться в тебе, дорогая. Как плохо, оказывается, ты нас знаешь. Хотя мне всегда казалось, что ты тоже способна на Поступок.
- На Поступок – да, на глупость, увы…. Возраст не тот.
Миша вздохнул, пожал плечами, отошел на некоторое расстояние и, перекрывая гул водопада, крикнул:
- Только ради глупостей и стоит жить! Любовь – величайшая, иррациональная глупость мира. Дружба, кстати, тоже. Как и наши приключения, как и наши книги, как эта Намибия с ее пустынями и водопадами, как все те необдуманные поступки и порывы, которые-то и отличают нас настоящих, от нас, московских и офисных. И я ни разу в жизни не пожалею, что мы с Петровичем прыгнули в эту чертову речку и не забуду, как колотились сердца и дрожали коленки. Возможно, это будет последнее, что мы пережили вместе!
- Уж, будь уверен! Больше я вам не разрешу ничего подобного. Я эгоистка, и мне очень хочется гордиться вами при жизни, а не потом… - жгучие слезы Инки Миша уже не увидел. – Философы фиговы…