"И глухо зазвучали неистовые удары
Каблука и лёгкие стоны разбиваемой Скрипки."
Н. Гумилёв, Скрипка Страдивариуса
1
Паоло Белличини – скрипичной страсти демон,
Горел желанием песнь струн последнюю создать.
И, такт ногою отбивая нервно,
Казалось, звуков вечных уж не мог сдержать.
Начало взлётом и энергией безмерной
К неведомым вершинам всех могло позвать,
Но чем стремительней то было восхожденье,
Тем музыкальной фразы затруднялось заключенье.
2
Мэтр старый странен был и знаменит.
Никто не превзошёл его в искусстве скрипки пенья.
И чудо трели струн его любого опьянит.
Поэты, дамы, герцоги – все славили его уменье
Извлечь проникновенный звук, что в сердце всех разит,
На миг зовёт всех к чуду возвышенья,
И в этот миг завистники смиренно умолкали,
Хотя маэстро в вызове творцу частенько упрекали.
3
Пожалуй, в выводе таком имеется резон,
Ведь никогда на мессе мэтр не бывал.
И в кабинете странный царствовал закон:
Для звонкой жизни звуков арки, каменные своды создавал.
Законам алгебры в творенье музыки привержен он,
Как если б алгеброй мог рассчитать финал
И тем отринул все заветы прежних мастеров,
Забыв, что человек он, а не Бог, чтоб связи рвать веков.
4
И место обитания в том мэтра кабинете
Любимейшая скрипка Страдивари обрела,
Хоть властелины спорили за обладанье чудом этим,
Но воля мастера искусству верная была,
Как будто знал он, что один на свете
Из чуда-скрипки чудо-звуки с болью извлекал.
С Паоло молодого взял он обещанье:
Никто не вызовет его со скрипкой расставанье.
5
И он поклялся. Ей обязан лучшими часами,
Он звук волшебных струн ласкал душой,
Они в ответ толпу ласкали и, казалось, пели сами,
Чтоб стать навек кудесника счастливою судьбой
Владеть толпы и радостями и страстями,
Чтоб осчастливить всех звучащей красотой.
В мгновенья звонкие она манила в небо
И возвышала даже тех, кто близким к звуку не был.
6
Он с ней рождал чудесный новый мир,
Смычком наполнив всё пространство волшебствами,
Звучащим жестом приглашал толпу на пир,
Где каждый чашу сердца наполнял звучащими струями
Аккордов, что сравнимы с сотней лир,
Когда б они поспорить пожелали с небесами.
В мгновенья эти признавался юный друг,
Что голос скрипки мелодичней голоса подруг.
7
Но было поздно. Ночь звездами раскидалась
И мэтра заполняла мукой нетерпенья.
Как соло мощно, звучно начиналось,
Как стая звуков обгоняла автора горенье
И на вершину выше прежних поднималась,
Но этот взлёт вдруг на венце творенья
Мысль породил: не есть ли то предел,
Преодолеть который он бы не сумел.
8
И что тогда, в годах ждать совершенства?
Но стар уже, потратил много сил,
Наступит ли опять в трудах блаженство?
С надеждой скрипку верную схватил,
Чтоб звуком закрепила замысла главенство,
Чтоб звук ход мыслей сам опередил.
Но скрипка нежная с покорностью смеялась, пела,
Но обрывался звук на роковой черте предела.
9
И, бросив скрипку, мэтр устало лёг в постель,
И мысль о соло, как багряная большая птица,
Носилась, не давая слушать трель…
Но милосердный сон стал мудрость обещать денницы,
Увлёк по коридору светлому, где слышалась свирель,
Где чудилось, что тайна таинства могла родиться,
Где звук опять всему был господин,
Вдруг понял мэтр, что здесь он не один,
10
Что рядом с ним давно, быть может, шёл
С бородкой чёрной невысокий незнакомец,
Одетый странно в дивный алый шёлк,
Та туника свела б с ума капризнейших наложниц
В Константинополе султана. И украшенье рук его и ног
Глаз удивляло, и светом в нитях жемчуг ожил,
А голос бархатный надеждой мэтру зазвучал,
То спутник странный речь свою начал.
11
“Уйми, почтенный мэтр, ненужный страх.
Я красоты прекрасного отец.
Я древних мысль златую взращивал в стихах,
И музыкальных инструментов был творец.
В газели звуков отраженье видел я глазах
И жаль, что ныне недоступен моей музыки венец.
Орфей остановился у подножия вершин,
Услышав плач камней, он отказался от глубин.
12
И стали люди забывать искусство звуков.
Я строил логики, наукой строгой увлекался.
Не понимал, что зря прекрасное сменил наукой.
Химерами собора Богоматери зачем-то поражался.
В Австралии я побывал, наверное, от скуки,
Изобретеньем бумеранга и его загадкой я игрался.
Но всё пустое было времени препровожденье,
Тоска по звукам вновь влекла к полётам духа и мученьям.
13
Когда же Страдивари появился,
В восторге пожелав о высшем договор,
С надеждой к мастеру я обратился
И предложил гармонии великих звуков разговор,
Чтобы моей любимой скрипкой восхитился,
Но он отверг моё и пожелал сам выйти на простор…
И когда создал скрипку, что в твоих руках,
Вдруг одолел меня Вселенский страх.
14
Одно тысячелетие таких ещё трудов,
В небытие я погружусь навеки.
Но к счастью, в силу вещих снов
Ты маг, но с жадным сердцем человека.
Случайно нынче в сети ты следов
Мелодии, что создал я тому назад два века,
И, если хочешь, я тебе её сыграю,
Душа твоя, как струны, зарыдает.
15
И верно: словно зарыдала Афродита,
Звала Адониса в утёсах белых моря…
Паоло сердце вмиг было разбито
И сжалось от невиданного горя.
И ясно стало, всё, что вдохновением добыто,
Не может с песней незнакомца спорить.
Она всё изменила: громче птицы пели,
В колосьях голубых рубины заалели.
16
Когда Паоло встал от рокового сна,
В ушах его мелодия ещё звенела.
Унынье обнажило боль до дна:
Нет скрипки, чтобы так её опять пропела,
Не повторится та во сне весна…
Коварный демон завершил замышленное дело:
Игрой неповторимой, хитроумным речи изощреньем
Паоло разум отравил, ревнивца вызвал ослепленье.
17
Как тигр, Паоло крался к цели,
Заметив в первый раз её несовершенства,
О, как хотелось, чтобы струны верные запели,
Чтоб звукам вновь вернули верховенство…
Жестокие удары каблука, и лёгкий струн стон слышен еле-еле…
Увы, никто и никогда струн этих не коснётся,
А музыкальный мир на шаг один назад вернётся.
18
Безумный мэтр в подвал был помещён,
Он руки тёр о каменные стены.
Ему казалось, кровью скрипки обагрён,
Он скрыть хотел следы измены.
Всю воду для питья, что в день он получал,
На руки исступлённо выливал.
19
На пятый день не выдержал он жаждой испытанья.
Несчастного умершим сторож увидал.
И как умершего без церкви покаянья
Во рву безлунной ночью закопал.
Увы, бесценной скрипки и её убийцы был таков финал.