* * *
От речки в поселок мы шли босиком.
Земля волновалась холмами кругом,
жарки и ромашки ложились под ноги
на этой июньской дороге.
И солнце плясало за тучкой,
и ты укололась чуть-чуть
Боярышниковой колючкой
и с плачем уткнулась мне в грудь.
По русой головке я гладил тебя,
в тебе, ясноглазой, себя полюбя.
Смотрел, как у крайней избенки
пес лаял и грыз то ли цепь, то ли кость
и там, где с рекой небо синью слилось,
белье полоскали бабенки.
Звенела садов молодая листва…
Жизнь, сердце сминая, успела промчаться:
ты сгорбилась, стала седой голова,
и мошками мысли роятся.
Но помнишь, как с милым ты шла босиком,
жарки и ромашки дрожали кругом —
их крыльями ветер касался.
И там, где овраг начинался,
в некошеных травах у кромки тропы
боярышник дико раскинул шипы,
и ты, уколовшись, рыдала
и боли счастливей не знала.