Мне 26 лет:
Неинтересные лица людей в метро - за редким исключением. На лицах людей читаю усталость, хищность, зависть. Мало людей с прямодушными взглядами.
Манящий мир и нет сил на жизнь. Одиночество привыкло ко мне. Под внешней беспечностью вдруг прорывается вулкан боли, безнадёжности. Иллюзии исстлели. Силы подорваны.
Мои дела на Земле: работа, общение с людьми, концерты, стихи, музыка. Мои настроения: покой, смех и лёгкость, временами срывы в отчаяние. Постоянное удивление перед жизнью.
Яснее и яснее с каждым годом: замужество – рабство, едва ли оправданное. Ни один человек не может насытить мою душу. Знания мои поверхностны, таланты сомнительны.
Сродни упавшей листве бреду по Успенскому переулку. Серое небо саваном. Читаю вслух сама себе стихи Блока, они вырывают в душе бездны мрака. Ответа на то, что такое жизнь – нет. Голос гаснет, очи гаснут, голос блекнет.
Олег Иванов очень чутко чувствует людей, у него на них мгновенно срабатывает интуиция. Олег научил меня ценить свой угол, возможность тишины и горячего чая.
У меня всегда болезненное смущение на людях.
Все мои отказы от мужчин, от семьи, от детей – от трусости, оттого, что я никому не нужна.
Олегу и Арсу
Я просто плачу – сквозь сугробы.
Бегу, и плачу на бегу.
Мне двадцать шесть. Вы правы оба.
Я не любить вас не могу.
Я хотела бы быть писателем. Плохая память, пустота души, незнание жизни – это не способствует писательскому труду. Мне нечем хвастаться.
Мне 27 лет:
Временами, когда я чувствую любовь ко мне людей, ко мне возвращается детскость.
Ожоги самолюбия. Неловкость тела. Бегаю, чтобы не замерзнуть – мороз лютый. Мои мысли похожи на мысли камней или рыб – медленные, редкие, тяжёлые.
Разве пьянство не отказ от жизни? А сколько их пьяниц, наркоманов, извращенцев всяких планов? Мир полон бедами до отвала. Зачем?
В большинстве случаев люди отшатываются от чувств, направленных на них.
Боюсь, что смерть не избавление, а бОльшие муки.
Приучаю себя быть довольной тем, что есть. Те, кто уходит от меня – пусть уходят.
Нищенский быт. Свет весны.
В доме у Лины была встреча с переводчиком Асаром Эппелем*. Он мягок, серьёзен, взрослый. Он читал переводы Константы Ильдефонса Галчинского – свой и Иосифа Бродского. Употреблял много иностранных слов, плохо отзывался о ленинградских переводчиках. Асар ценит раннего Заболоцкого. Мы с Линой сидели и помалкивали.
* Асар Эппель умер в начале 2012 года.
Последнее время я внушила себе, что мне ничего не надо.
Рильковского рода мысли о Боге. Голая душа, наполненная болью мира сего. Я чувствую, что время земное уносит всё, что было моим, я чувствую себя очень старой.
Если жизнь это путь к Богу, то почему люди не делаются лучше, почему они утрачивают чистоту, бескорыстие, доверчивость?
Я умираю оттого, что никому не передаю свою жизнь. Иногда я просыпаюсь и жадно дышу жизнью. Более всего мне интересны люди.
Один мой приятель написал мне начальные буквы слов: “Н л м ж В”. – не любите меня, ждите Валентина. Я догадалась о смысле этих букв в метро. Он приходит ко мне каждый день. Я так к нему привыкла, что когда он уходит, мне грустно с ним прощаться. Он всё время поучает меня в отношении еды, зарядки, учеников. Его почитание моих несуществующих добродетелей, кажется, кончилось. Но я останусь спокойной, если он не появится.
Нет башмаков от дождя,
Потому не поедем в Загорск,
Будем внимать тишине,
В комнате тихой моей.
Устала я от людей. Женщина во мне проситься наружу. Запрятать её в подземелье.
От веры тепло и живо в сердце, от безверия – холодно, страшно и отчаянно.
На выставку художника Петра Валюса ездили на машине с семьей Арсения Александровича Тарковского. Рядом со мной сидел Андрей Тарковский, сын Арсения Александровича. Смуглое лицо, карие глаза, я видела его только в профиль. Нас не познакомили.
Мой рисунок.