В подсолнечном масле коричневых радужек глаз,
на корочке хлебной с обветренных губ снегирем,
с румянцем с запретного дерева в яблочный спас
озоново дышится в сна двухфигурный проем.
Ты первым на шесть оборотов стеклянных часов,
держа мою руку ныряешь в блаженную смерть.
Но тянется сила, достойная упряжи псов,
что я не могу сквозь ресницы в тебя не смотреть.
И снова съедаю горячую пищу с ножа
голодным подростком, с уроков сбежавшим в фаст-фуд.
О, я бы хотела, крича тебе дочь рожать,
но дышат стихи в лица тех, что меня ебут.