БАЛЛАДА О МАЛЬБРУКЕ
Мальбрук собирает себя по частям -
в дорогу пора постаревшим костям.
Уже провожатый стоит у ворот,
и настеж распахнут смеющийся рот.
Часам не замедлить стремительный ход,
что толку откладывать что-то на год -
год будет короче чем нынешний час,
и время, поверь, не забудет про нас!
Конечно нам нравится солнечным днём
решить , что пожалуй сегодня махнём
к морским зеркалам, ( отражающим свет !),
и кажется - лучше занятия нет,
чем кромкой прибоя шагать босиком
и чёрт те куда удаляясь пешком,
разглядывать мир без оглядки назад,
слепой синевой переполнив глаза!
Он чувствует крепкую спину коня.
А ночь всё темней, и ни отблеск огня,
ни речь темноты не прорежет уже.
Но много темней у него на душе!
Мальбруку не нужен ни свет и ни зов.
Тут колокол старых церковных часов,
стал время крушить на кривые куски.
Но только не там, где не видно ни зги!
МАРТОВСКИЕ ИДЫ
Каждый цезарь желает знать,
когда же настанет срок,
и бог его к себе призовёт
в свой небесный чертог.
Гадает на птицах, на потрохах
глупых овец и коз -
а вдруг их смерть ответит ему
на этот страшный вопрос.
Мысли цезаря тяжелы,
так и стучат в мозгу.
Но небо воды набрало в рот,
и цезарю - ни гу-гу!
Птицы, пинии оседлав,
судачат промеж собой.
И что им тот человек внизу
с ужасной его судьбой.
ОТЦЫ ОТЕЧЕСТВА
Они уедут на Канары,
где солнце светит без усилий,
сиянье не сочтя за труд,
и там напишут мемуары
о том как жили и служили,
и в них с три короба наврут.
Про верность божеским законам,
что только чистыми руками
в те героические дни...
Исходят золотом погоны
коль солнце не за облаками,
а нагло выперло в зенит.
Под ностальгическую водку,
что раздербанят по гранёным,
друзей помянут боевых,
что где-то на альбомных фото
стоят в шеренгах и колоннах -
не чёкаясь припомнят их.
Вовсю от этих мемуаров
разит портянками и ****ством,
и кровью пролитой зазря,
но не воркутинских нарах
(где вьюга затевает пляски
под плоским небом января),
им просыпаться торопливо,
в штаны пропихивая ноги -
а в дивных солнечных краях,
пъянящих словно водка с пивом,
и слушать шелест волн пологих
из колыбели бытия.
ЭПИТАФИЯ
( из " Александрийской антологии")
Здесь погребён наш мудрый Император,
наш Юлиан-Философ. Христиане
" Отступником" его ругали, дрянью -
он "отступил", язычникам на радость,
от Иисуса, плюс - предал огню
все капища иисусовы и в Риме,
и в большинстве провинций. Это имя
христиане в каждом капище на дню
стократно проклинают - и прилюдно,
и в одиночестве, во глубине души,
и скользкие проклятья, что ужи,
ползут у них вдоль пропасти загрудной.
ЧАСЫ
Часы горды своим занятьем,
часам понятно наперёд,
что всех нас, тихо, пядь за пядью,
но Вечность начисто сотрёт.
И что им вглядываться в рожи,
ловить пустые словеса?
Вовек ничто не потревожит,
движенья стрелок на часах!
ИЗ ДЖОНА ХОГГСА
( с английского)
*
Я со своим простился псом,
собаки больше нет,
в дому, в саду, в лесах, в полях
его простыл и след.
Мой верный пёс, прекрасный пёс
теперь на облаках,
и и нынче полдень отражён
всего лишь в двух зрачках.
Деревья, озеро, луга -
теперь для одного,
но сразу мир беднее стал
без Рикки моего!
Никто не бросится вослед,
не встретит на тропе,
и стану я мораль читать
лишь самому себе.
В ладонь не ткнётся никогда
его промокший нос:
" Дождь начался - пойдём домой!"
" Пойдём, премудрый пёс!"
Я со своим простился псом...
*
Он был отличным, славным псом,
умней чем сто чертей,
злодей, какого поискать,
но и добрей чем те,
кто смотрит преданно на вас,
кто ласков за "поесть" :
" Всех, кто кусочек вкусный даст,.
любить сочту за честь !"
Был Рикки был вовсе не таков -
хитёр, прожорлив, смел,
и не жалел своих клыков
для разных храбрых дел.
И вот теперь Господь забрал
его на небеса.
Наверно просто захотел
иметь такого пса!
К ПОЕЗДКЕ В ПУШКИНСКИЕ ГОРЫ
Там жил когда-то Александр
Сергеич Пушкин - Русский Бог,
там по земле стучал когда-то
его раздолбанный сапог!
Пойдёт налево - стих напишет,
вернётся - сказку сочинит.
А ветер - травушку колышет,
да речка издали блестит.
Под нашим солнцем небогатым,
пройдём поругивая зной.
Нет, сердцу русскому не надо
иной Святыни никакой !
И никого из длиннорясых,
с их мерзопакостным душком -
о Пушкине поточим лясы
дымя голландским табачком.
Был Русский Бог красив и боек,
кудрявый демон сонных рощ,
он столько истаскал набоек
носясь по девам день и ночь.
Скрипит упрямая пружина,
рассвет маячит вдоль стекла,
а там - одна девица сына,
другая - дочу родила!
И снова солнце жаром пышет,
взобравшись наскоро в зенит!
А Бог - домой, и стих напишет,
а может - сказку сочинит.
* * *
Дождь охренел - то льёт, то хлещет,
то тянет жилы день деньской,
то - гром, раскатист и коленчат,
гремит над жестью городской.
Видать за прошлое расплата
всё это серое рядно!
Лишь утром солнечных заплаток
подбросят наскоро в окно.