В ее взгляде тлела теплота доверчивой беспечности, свойственной тем представительницам самой древней профессии, которые ещё не обожглись, и не стали расчетливыми стервами. В ранней юности ее безвольно расслабленные пухлые губки и приоткрытый ротик всегда воспринимались как признак трогательной нежности, слабости и наивности, а вовсе не сладострастия. А неуёмное детское любопытство охранялось той своеобразной красотой, которая держит на почтительном расстоянии даже самые дерзкие и своевольные натуры. Но, конечно же, эта красота не могла стать препятствием для такого великого бога как Аполлон.
Кассандра была счастлива тем, что людям доставляет удовольствие смотреть на неё. Она чувствовала себя цветком, от которого люди не могут оторвать восхищенного взгляда. И в благодарность - она дарила им свою любовь. Славный бог Олимпа не мог понять Кассандры, ее маниакальную юношескую потребность чувствовать себя любимой и обожаемой всеми. Он даже начал подозревать, будто ему за что-то "строит козни" Афродита.
Кассандра была совершенно непохожа на тех женщин, которые ищут мужчин, от одного взгляда которых у них подкашиваются ноги, и они бессильно опускаются на землю в сладкой покорности судьбе, и порой в самых для того неподходящих местах.
А Кассандра не могла постичь,- как ни старалась, - почему Аполлон так жаждет власти над людьми; власти, которой он служит сам, как некоему всемогущему богу. Даже понятия чести и достоинства всегда казались Кассандре чем-то бессмысленным, ненужным, и даже смешным. "Ради любви можно пожертвовать всем!" - познавала себя она.
Аполлон - потеряв терпение - подослал змей, которые наградили Кассандру страшным даром. Она вдруг увидела, что в её красоте тоже заключена власть над теми, кого - как она считала - хотела только искренне любить... Внезапно ей открылась и другая истина: нет ничего более жестокого, чем законы красоты, установленные Аполлоном. Даже дети перестают быть невинными и подрастая становятся похожими на диких кровожадных зверьков.
Изощренные душевные мучения, которым подвергает свои жертвы Аполлон, кажутся им превосходящими беспощадную изобретательность самого Зевса, когда он мстит своим врагам или карает ослушников. Тогда они готовы на все, чтобы только избавиться от этих мук. Они готовы перерезать друг другу горло, способны на любую подлость, на любое предательство, даже забыть свою родину и отдать её на поругание врагу...
Кассандра, обретя талант видеть истину, которая являлась ей, то в прекрасном платье богини, то в рваном рубище нищенки, то в нелепом одеянии сумасшедшего…- отчаялась. Истина растерзала её душу. Ей вдруг открылось, что есть нечто бесконечно более важное и ценное в жизни, чем дарить людям свою красоту.
Она научилась ненавидеть красоту: рвала на себе волосы, царапала лицо. И люди навсегда уверовали, что она бесноватая. Святая Правда была искренней и честной, но неугодной Аполлону, отвратительной и уродливой. Ее дары оскверняли алтарь великого бога, который проклял Кассандру за измену и дерзость…
Нет, Кассандра вовсе не пыталась открыть людям глаза на страшное и неминуемое. Она понимала, что люди и сами всё видят и знают. Но только они... обманывают сами себя. Не хотят - или боятся - открыть сердце правде. Ведь все видят, что Троянский конь – это ловушка. Но несчастные настолько деликатны и учтивы со своими врагами, настолько стремятся видеть в них людей, равных себе по мере духовности, - то есть, по способности любить других, - настолько привлекательной кажется им перспектива дружбы и любви, что они боятся оскорбить пришельцев малейшим недоверием. Нет, троянцы вовсе не слабы или трусливы. Просто они хотят, чтобы мир стал прекрасен. Они молятся красоте. И верят, что надо просто любить, людей и свое дело. Они всей душой мечтают только строить и строить, а не разрушать… Как дети, которые никак не могут оторваться от любимой игры и своих игрушек, даже ради чего-то очень по-взрослому важного и значительного в их жизни...Только не надо тем, кто оказался лучшим, торжествовать в своем превосходстве над другими, а остальными - завидовать им и желать их падения...
Но Кассандра знает, что должно случиться, неминуемо и скоро!… В жуткой тьме, полной омерзительных ужасов и ясно слышимых ей душераздирающих стонов, на неё снизошло озарение: истинная цель её редкой красоты и всей ее жизни - спасение людей...
Вот он - выход! Вот он - ясно видимый смысл всей ее жизни! Ничего не надо доказывать. Да и поздно уже. Бедные, несчастные люди! Вам надо только объединиться, и вы победите! Зачем же вы так некстати разбегаетесь во все стороны, когда враг у ворот?! Зачем же вы так доверчивы?! Только потому, что хотите любить?!
Она уже не могла молчать: может быть, хоть кто-то услышит ее, поймет, что «не просто так» она исходит отчаянием. Может быть, среди издевательских, снисходительных или сочувствующих улыбок, - которые всегда разбивались о ее красоту, как стекляшки, лишь тускло поблёскивающие в пыли, - ей удастся увидеть хоть одно задумавшееся лицо!...
Аполлон меланхолично смотрел на всё это и - время от времени - удовлетворенно улыбался, расположившись на Олимпе рядом с Орлом, который изредка улетал терзать Прометея. Бог знал, что стремление спасти мир - это тоже стремление к власти. Ему доставляло эстетическое удовольствие видеть полную гармонию власти, которая - покинув себя в любви,- вновь возвращалась к самой себе. "Да я становлюсь философом! Хотя до периода классической немецкой философии ещё очень далеко!" - удивился он сам себе.
Аполлон щедро наградил троянцев безотчетным желанием славы и власти. Каждый из них окончательно уверился в том, что именно он - самый великий и талантливый человек на земле. Они стали расчетливыми и подозрительными, когда дело касалось личных интересов, и беспечными, - когда речь шла о судьбе Трои...
Конечно же, они чувствовали: "Что-то не так с этим конём!" Но кому хотелось уронить своё достоинство и стать похожим на безумную Кассандру...