1. Великий понедельник
Вчера был шум и гам. Сегодня — тихо.
Вчера ещё встречали, как царя.
Сегодня, ничего не говоря,
ждут чуда. Или, может, будят лихо.
С утра ходил к смоковнице. И проклял.
Сказал недавно сам: не прокляни, —
какой он царь? Так, прячется в тени,
не в силах получить от древа смоквы.
Какой он царь: ругался, вверх ногами
перевернул скамейки и столы,
менял — поверг злословием хулы,
чинил скандал в ветхозаветном храме!
Не может, не способен! Не готов
свергать и править... Сыне Человечий,
Ты воскрешал, но жизнь не сделал легче,
не одарил, не отменил долгов!..
Уж вечер, в душах многих — пустота.
Как много ждали, только толку — мало.
А древо, всё же, к вечеру пропало
как будто по проклятию Христа.
Какой он царь? — вошёл в Ершалаим
как царь, но гол и промышляет словом...
Ершалаим Тобой разочарован,
как Ты разочарован нынче им.
29 марта 2010 г.
20:00(Мск)
2. Великий вторник
...мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
И.А.Бродский, "24 декабря 1971 года"
Не случилось вчера ничего — ни войны, ни чудес.
Все, кто голодны были, остались без хлеба и без
исцеленья — калеки. Исчезла надежда, и ныне
ожидание счастья — ушло, как ушла суета
понедельника, вместо надежды теперь — пустота,
наполняема смрадом домов и дыханьем пустыни,
из которой встречали того, кто избавит от мук
прозябания в рабстве, кто должен из царственных рук
накормить-напоить-приодеть-помирить-осчастливить...
Хулиганил, — восстания ждали, а зря — он притих,
говорит о другом: то читает прохожему стих
о каких-то талантах, закопаных где-то под сливой,
то о вечных долгах, то о царствии вечном, и он —
то ли глуп, то ли пьян — не понять, но по виду — смешон:
говоря о талантах, речами не тянет на мину...
Он обманщик, дорожный юродивый — но не пророк,
он — такой же, как те, кто в пыли раскалённых дорог
промышляют рассказом, а мог бы нам быть господином!..
Вместо ветра свободы — какая-то горькая гарь...
ко дворцу — не идёт, не ведёт... Он — не царь, нет — не царь...
26 мая 2012 г.
22:21(Мск)
3. Великая среда
Двенадцатого, месяца Нисана,
под ночь на далет бдел синедрион,
выискивая, в чём виновен Он,
кому Ершалаим кричал: "осанна".
Быть может, правда, что пришёл Мессия,
о нём, наверно, говорилось встарь...
Не в том беда, что он вошёл как царь,
беда — без фарисеев и насилья.
— Он явно не стремится быть царём, —
не чтит закон и до девиц не падок, —
он просто замахнулся на порядок
и он стоИт — упорно! — на своём.
— Он хочет так. Быть, значит, по сему:
тот против нас, кто в мир идёт не с нами!
Ещё день, два — и, кто поверил, сами
распятья станут требовать ему!
Двенадцатого, до рассвета, в среду
приговорили Сына и Раба.
Об этом знали Он, Его Судьба,
Его Отец. И не меняли Это.
....................................
Укрепи меня, Отче
ныне, завтра и впредь:
я себе напророчил
не убить — умереть.
То, что зрят мои очи,
я не в силах терять.
Укрепи меня, Отче,
не убить — умирать.
К смерти — время короче:
ни сказать, ни спросить.
Укрепи меня, Отче
отпустить и простить.
Я безмыслие прочих
не смогу поменять,
ведь не ведают, Отче, —
что ж на сирых пенять!
Истечёт время ночи,
всё решится к утру.
Укрепи меня, Отче,
перед тем, как умру.
На детей худосочья
благодать не сошла...
Я прошу тебя, Отче:
не держи на них зла!..
31 марта 2010 г.
14:13(Мск)
4. Великий Четверг
...Приезжай, попьём вина, закусим хлебом
или сливами, расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду, под чистым небом
и скажу, как называются созвездья...
И.А.Бродский, "Письма римскому другу"
— Сядь поближе, Иуда, быть может, что завтра уже
нам с тобой не сидеть. И не пить, не закусывать хлебом...
Видел, — звёзды мерцают? Под сим переменчивым небом
всё — изменчиво, словно виденья в дневном мираже.
— Сяду рядом, Учитель. Однако не хлеб, а маца
на столе у тебя — не по сроку: сегодня квасное
доедает Израиль. Со времени древнего Ноя
ныне можно испробовать всё, не теряя лица!
Понимаешь, Учитель, твои опреснОки — постнЫ.
Ты даёшь не хамЕц, а мацу, и к тому же — без соли...
Мне свобода нужна, а не долг твоей власти и воле,
нужен рай на земле, рай — не зыбкие райские сны.
— Понимаешь, Иуда, твоё отрицанье табу —
та же догма, она повторима, как пьянка — с похмелья.
Пить — не ради напиться, но ради беседы с весельем.
Долг — идти по судьбе, а не жить, попирая судьбу.
— Ты не можешь, Учитель, не должен забыть обо мне
и о сотнях таких же, которые жаждут свободы,
ты способен ногами попрать, аки твёрдое, воды, —
научи остальных не пропасть ни в воде, ни в огне.
— Слышишь, брат мой, Иуда, ходить босиком по воде —
невеликое чудо... Что — чудо? — обман да химера.
Надо жаждать и верить. Спасает не знанье, но вера,
ты — всё больше о чреве, а я говорю — о еде!
— Что ты скажешь, Учитель, такого, что я не слыхал:
что над нами — Всевышний? что мы — сыновья Ойкумены?
Мы — в тебе обманулись, и ты — не избегнешь измены,
се — улыбка судьбы, се — её благородный оскал!..
— Что бы я ни сказал, ты, Иуда, останешься глух,
ибо то, что в тебе, не находит созвучия в слове.
Ты сегодня предашь. Ты готов. Ты — уже наготове,
ибо ищет себя, но не Бога твой внутренний слух.
— Что ты, что ты, Учитель? Наверно, я просто ревную
то, что Бог мне отмерил, и к славе твоей, и к судьбе...
Ладно, больше не спорю... Стучат. Эти гости — к тебе...
Я с тобой не согласен, но... дай, я тебя поцелую...
16 июня 2012 г.
18:31(Мск)
5. Великая Пятница
Игемон, будет бунт, и манипулам не совладать
с этим бешеным городом, с силой восставших рабов.
Игемон, если этого парня сейчас не отдать,
то к закату от нас не останется даже следов.
Игемон, ветераны не станут бояться резни:
смерть — одна, и она... и её миновать не дано.
Будет кровь, игемон. Ты, конечно, — наместник. Дерзни —
много крови прольётся. А парня — казнят всё равно.
Не виновен, я знаю. Да мало ли что говорят...
Разве может виновным быть тот, кто промок под дождём?
"Не виновен сей муж, говорю вам!" — Однако, Пилат,
город жаждал восстать и хотел его видеть вождём,
проливающим кровь — жажда крови сильнее любви:
миру надобен слух, а у этих — воинственный вой!..
Назови им его, дай вину и его — назови,
торопись, игемон, торопись: Риму нужен покой.
Понтий, Клавдия слушает сердце — понятно, но ты —
где рассудок твой, Всадник?.. Жена — это только жена.
Игемон, на Голгофе давно не вставали кресты.
Им нужна эта жертва, какая-то жертва — нужна...
Ну, распни его, Понтий, ведь он — не жилец всё равно!
"Дайте воду для рук. Вы хотите — он ваш, решено."
27 апреля 2012 г.
02:40(Мск)
6. Великая Суббота
Как я пойду домой?
Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?
И. Бродский, "Натюрморт"
Отсутствие того, кто был любим, —
заметно. Но сильнее ощущалась
не пустота, а от неё усталость —
огромная, на весь Ершалаим,
питавший равнодушие к нему,
убитому, и к той, кто оставалась
одна, кого почти добила жалость
его друзей. Похожий на тюрьму,
покинутую стражей, ветхий дом
хранил его присутствие: одежду,
грааль с засохшей кровью и надежду —
пустую, заключавшуюся в том,
что дверь откроет — он, его шаги —
утешат слух, что прожитые сутки —
обман и сон, что в кратком промежутке,
когда ушли его ученики
в пустую ночь, — он явится... Но он —
но нет Его... И никуда не деться.
Жить, вспоминать: рождение и детство,
пророчества... Исайя, Симеон...
Друзья — живут, живые — кто они?
И даже — Лазарь, поднятый из праха...
Вот — в чаше кровь, а вот — его рубаха —
бери и помни, помни и храни...
"О Отче, Отче, комната — пуста,
кто ныне улыбнётся мне с порога?
Ты отнял сына — так верни мне Бога —
хотя бы Бога, снятого с креста,
верни живым, пока и я жива, —
пусть скрипнет дверь на кожаных навесах?!."
...Ершалаим сегодня встретил песах
читает тору, слушает слова,
как праведник, и ест свою мацу
с бараниной — безгрешный, равнодушный!..
Вставало солнце, становилось душно,
из глаз лилось, бежало по лицу
глухое горе матери. С руки
упал платок, свеча стекала воском
по краскам на столе, по старым доскам,
где Мать и Сын — подарок от Луки...
17 мая 2012 г.
20:10(Мск)
7. Великое Воскресенье
Тиберий, аве! Вынужден опять
тревожить твой покой из Иудеи
наместник Понтий. Должен написать
о том, что сотворили фарисеи,
потребовав обречь на смерть Христа —
пророка и врача. Он был из местных...
Воскресшего по снятии с креста,
Его святят двенадцать неизвестных.
Тиберий, их — двенадцать, но они
идут по Иудее, и за ними —
не бунты, не разруха, не огни
пожарищ, но — Его живое имя.
Тиберий, говорят, что Он — воскрес.
Не стану врать — не видел. Но однако
пуста Его гробница и окрест —
какие-то таинственные знаки
присутствия казнённого, и я
не знаю объяснения приметам
вернувшегося из небытия.
Он — Бог, мой император, верно это,
как верно то, что нет за Ним вины
по совести и по строке закона
империи и местной стороны,
но — ненависть толпы, синедриона
и Ирода Агрипы: дело в том,
что воскрешал из мёртвых по субботам,
кормил хлебами и поил вином,
а это всё равно у них — работа.
Они Его встречали как царя
и ждали бунт, а Он давал им веру...
Он принял, ничего не говоря,
свой приговор. И умер. Но пещеру
в которой был положен, ныне смог
покинуть, не порушив покрывало
и камень. Цезарь, думаю, Он — Бог...
К тебе идёт Мария из Магдалы
пенять: меня, неправый суд на крест
и будет говорить тебе о чуде...
Тиберий, Он воистину воскрес
и жив. Он — жив. Уже болтают люди,
что я казнил невинного. Но Он
казнён толпой фанатиков, Тиберий.
Я думаю, что римский пантеон
на всякий случай даст и новой вере
пристанище: не всё решит булат
оружия. Он — жив, Его идеи —
уже живут... До встречи. Твой Пилат,
наместник и правитель Иудеи.
06 мая 2012 г.
14:23(Мск)