День первый.
Юноша, юный, как юность, играет на лютне:
стройно звенят, приручая печаль мою, струны.
Юноша, белый, как лебедь, скажите мне: люди
разве прочли бы души моей раненой руны,
разве бы поняли трепет безгрешный, безбрежный
сердца по колкости ваших ресниц и по тени
ваших ресниц на щеках? Разве бы нежный
взгляд мой не был бы для них, милый мой, вожделеньем?
Пусть себе тешатся люди, в своих нечистотах
вволю плескаясь, а я посмотрю, как дыханье
ваше дрожать заставляет капризную ноту...
Пойте, прекрасный. Вы видите: утро порхает...
День второй.
Отчего вы не лежите - в гробу?
Я бы кинулась в рыданьях - на грудь,
целовала б, задыхаясь, ваш лоб,
и лежала бы на вас тяжело;
поправляла в изголовье цветы,
да крестила вас движеньем простым...
Нет! Я лучше издали вздохну,
как вы делите с другою весну.
День третий.
Может быть, это будет у моря,
на траве в томной тени олив:
я приму ваши губы, не споря -
вы сожмёте меня, опьянив.
А потом, второпях отряхнувшись,
отчего-то смеясь, на траве
мы разложим изысканных кушаний
караван в их смешном хвастовстве.
Вы разрежете сердце граната,
половинку протянете мне.
На траве, нами раньше примятой,
красным капли сверкнут - как в огне.
Будут зёрна сладки - и горьки,
будет взгляд ваш немного блудлив...
Да, я знаю - то будет у моря,
на траве в томной тени олив.
День чертвёртый.
Не чудо ли из чудес - в саду распустившийся ирис?
Для робких душ поэтесс ваш лик - такое же диво.
Немало, думаю, вам навстречу сердец открылись -
а вы, не веря словам, шли мимо, легко и лениво.
Постойте же - только миг! Взгляните - хотя бы с гневом!
Мой голос нежен и тих - к чему же пугаться, право?
- быть может, вас развлекут чудные мои напевы.
Как радуются цветку - стихам улыбнитесь странным.
День пятый.
Вы не спите, милый? - и я не сплю;
у окна листом лунный луч ловлю.
Белый лист мерцает, отправляя в путь
вам сигнал сквозь ночь: не могу уснуть.
Вы один, ещё больше я - одна.
Месяц смотрит в сад, как с морского дна;
толщей вод-небес мне стеснило грудь:
не могу уснуть, створки век сомкнуть,
спрятать жемчуг глаз, до утра про вас
позабыть, не думать... Луч во тьме увяз,
на кайму ресниц налипает ртуть...
Спите, милый; мне - не дано уснуть.
День шестой.
Руки ваши, любезный - слоновой кости;
вырезаны будто бы лютне на счастье.
Руки ваши - в мире жестоком гости
из сада райского.
Губы ваши, любезный - хмельная вишня.
На отчаянье мне - совсем безгрешны...
Напоите меня с них двустишьем -
очень нежным...
Очи ваши, любезный - окна в небо;
голубы и прозрачны - хмельней, чем губы.
Мне сказать бы могли: смешно и нелепо -
отрока любит!
День седьмой.
Как ваши локоны яростно-белокуры! -
пламя и мёд.
Голос и пальцы искусного трубадура
(не хочешь - проймёт).
Очи и губы невинного херувима:
море и мак.
Счастлива та, что вами теперь любима,
нежности маг.
Счастлива! - и ненавистна мне до скончанья
лет и веков!
Рук ваших ложь горяча - нет
слаще оков...