Лепили меня мастера от корки до корки.
Точеной серебряной ложечкой грызли мякоть.
Макали и в мед, и в похоть мои курсоры.
Кто тряпкой, кто кожей стирали с лица мне слякоть.
Тянули из вены жидкость восполнить «снифтер».
На выдержку смаковали, на сортность, крепость.
И если чего не хватало на ощупь снизу –
без скальпеля, по живому срезали сверху.
И каждый вносил, старался, с упреком лепту.
Томили камчой, заботою окружали.
Совали в стесненный кокон и ждали к лету
росток Артемиды в крылышках от Кавалли.
И я родилась. Не из кокона, не из пены.
Нагая прошлась сквозь пальцы, слюну, оскалы.
Вдали багровели кровью еще колени,
вблизи – на румянце ямочки проступали.
Меня мастера лепили, да все из глины,
а я оказалась с глиной несовместима.
Сквозила душа под кожею паутиной,
незыблема, совершенна, неосквернима.