Я жил на окраине города в особняке
из розового кирпича с островерхою крышей
и с флюгером — верткой стрелой — на железном коньке
(я на зиму нанялся сторожем у нуворишей).
Четыре окна выходили на дальний пустырь,
там ветер хозяйничал — мусор трепал и осоку.
Еще три окна заключили в себе монастырь,
старинный погост и мощенную камнем дорогу.
А два лупоглазых окна озирались на двор,
где клумбы уже отцвели и деревья, как люди
уставшие, тихо вели меж собой разговор
о том, что зима эта люто холодная будет.
(На грани безумья порою слышны голоса.)
Еще там чердачная дырка зияла под крышей,
я горестной ночью смотрел из нее в небеса —
и звезды манили, казались яснее и ближе.
Известно, с крыльца посмотри или влезь на конек —
останутся прежними яркость их и расстоянье,
но как же отчаянно был я тогда одинок:
взлететь и разбиться — вот было души состоянье.