Постскриптум к летописи

Александр Валентинович Павлов
Зима на юге. Слышите - зима.
Сместился в наш предел студёный полюс.
Трамваи замерли, в снегу по пояс...
Не шляхта нам несёт разор в дома,
Где снова не-холера, не-чума -
Коптилок дрожь - отличие сезона.
Теперь для нас и дом родной - тюрьма,
Сиречь экономическая зона.

И сколь вьюгЕ кружить ещё - Бог весть...

Похоже, от судьбы не убежали.
Там, где мы быть людьми имели честь,
Накроет белый саван, как подтекст,
И без того туманные скрижали.
Но купола сияют сквозь пургу.
Нам светит вера, хоть надежда - сира.
И, босы, как положено, в снегу
Бредут не сотворившие кумира
Пророки, и о вечном ни гу-гу:
Их вышибли из офиса банкира.
Бал Князя Тьмы в ледовом сердце мира!
Зима не знает, что обречена,
Всё пуще куролесит и ярится,
Деревьев кроны стиснула она
Объятьями медведя из зверинца.
И нету пробужденья ото сна!
Но тает снег. И восстаёт природа.
И хлеб уже дороже, чем свобода.
И кончен бал. И дальше - тишина...
Ни хлеба, ни молитвы, - чья вина?
Зато ещё живым весна - наградой.
А в зоопарке мишка за оградой
Воротит нос - обрыдла бастурма.
Прощай, прощай...
Ну что ж, не умереть -
Ведь не было такого уговора!
Эпоха приласкает, как медведь,
Вторым пришествием голодомора.
И нам сполна отмерено говеть
По милости непойманного вора.

Все тайнописи скрыты от людей
Ушедших лет и эры настоящей.
Что в будущем пожнём мы - суховей,
Иль на поля поток животворящий?
Эх, нет житья нам, право, без врагов!
Кругом враги - масолы и масоны.
Грядёт ясновельможный сход снегов
Из атомной тридцативёрстной зоны.
Здесь, где не ждал измены и вранья,
Где жили чувства, помыслы, таланты,
Над пепелищем - стаи воронья.
Ни бытия, ни сабли, ни коня, -
Вот-вот уронят с плеч свой груз атланты...
Слетелись в город ветры-эмигранты,
Порыв уносит цвет акаций прочь.

Но вновь ложится снег на фолианты,
Огни созвездий пожирает ночь.
А тут - джаз-бенд, "Макдоналдс" и так далее,
Не оперные Чио-Чио-сан.
И розы на Соборной не завяли.
И тот же век. И этот жгучий стан.
И рухнут небеса, конечно, скоро,
Где не напишут наши имена.
Под золотыми сводами собора
И ты не раз наплачешься одна.
Труби, трубач! Горнист, рви душу горном!
Нам в горнем горе выпало гореть.
Белей, беда, коль видим в небе чёрном
Ворон крикливых - белых, точно смерть...

     (Из Дмитра КРЕМИНЯ. Авторизованный перевод с украинского)