бессмысленный, постылый диалог
с моею речью непроизносимой,
стучащий в грудь, как пепел Хиросимы,
его бы и глухой услышать мог.
он много горше самых горьких слез,
роняемых в бессилии сиротском
перед толпой при вече новгородском,
и жалоб, что язык не произнес.
на твердом лбу знакомого лица
следа не оставляют диалоги,
как искры - на булыжнике с дороги;
ни вмятины, ни шрама, ни рубца.