ГЛАВА 6
И отвечал Иов, и сказал:
О, если точно взвесить мою муку
и вместе с нею бросить на весы
мои несчастья, знаю, эта чаша
была бы тяжелей песка морей!
Вот почему неистов мой язык,
что стрелы Всемогущего во мне.
Мой дух опустошается их ядом,
а ужасы Его теснят меня.
Осёл ревёт ли посреди поляны?
Мычит ли бык возле своих яслей?
Безвкусное едят ли без приправы?
И есть ли у белка какой-то вкус?
Всё то, что отвращало мою душу
в моей болезни, сделалось едой.
О, если бы сбылась моя молитва,
и чаянье моё исполнил Бог,
когда б Он захотел меня разрушить,
поднять ладонь и поломать меня!
Какое это было б утешенье,
я ликовал бы в беспощадной боли,
что я не отступал от слов Святого.
Какая сила мне даёт надежду?
Какой конец продляет жизнь мою?
Ужель ли моя твёрдость – твёрдость камня,
а это тело прочное, как медь?
Во мне ли есть опора для меня?
И есть ли мне хоть где-нибудь опора?
Страдающему брату сострадать
обязан брат, отбросив страх пред Богом.
Мои же братья лживы, как поток,
как быстрые ручьи несутся мимо.
Зимой в них черный лёд и талый снег,
в тепло они мелеют, а когда
приходит зной – их нет, они исчезли –
к ним караваны покидают путь,
чтоб заплутать в пустыне и погибнуть.
Их ищут взглядом караваны Фемы
и путники из Шева верят им,
но, подступив, конфузятся надежды,
подходят и краснеют от стыда.
Вот так и вы. Вы для меня – ничто.
Увидели беду и испугались.
Быть может я просил: «Подайте мне»?
Или сказал: «Отдайте из достатка»?
Или: «Избавьте от руки врага»?
Или: «Злодеям отнесите выкуп»?
Наставьте же меня, и я умолкну!
И укажите, в чем я согрешил?
Как тяжелы правдивые слова,
что ваши обличенья обличают?
Зовёте обличеньем свои речи,
отчаявшегося ж речи - звук пустой?
Но сироту грызете вы и яму
вы роете для вашего же друга.
Прошу, взгляните на меня, ужель я
способен ложь вам говорить в лицо?
Одумайтесь – как не было б неправды!
Одумайтесь – ведь правда у меня!
И неужели мой язык неправды
и гибели, гортань не знает вкус?
ГЛАВА 7.
Кто человек? Он на земле наемник,
которому назначен срок для службы,
как раб он жаждет тени, как наемник,
он ждёт награды за свою работу.
А мне награда – месяцы тщеты
и горестные ночи мне оплата.
Когда ложусь, шепчу: «когда рассвет?»,
когда встаю, вздыхаю: «скоро ль вечер?»
Пресыщен я страданьем до рассвета,
одето тело в струпья и червей,
и лопается кожа и гноится,
а дни мои быстрее челнока
ткача бегут, кончаясь без надежды.
Припомни, моя жизнь – лишь дуновенье,
и глаз мой не увидит вновь добра,
и видевший меня – меня не встретит,
Ты взглянешь на меня – и нет меня,
как облако, растаю и исчезну.
В Шеол ушедший не придёт обратно,
в дом не вернётся свой, как, впрочем, и
его же дом владельца не узнает.
Не буду я молчать в мученьях духа,
а буду плакать в горестях души.
Я, схожий с морем, схож с Левиафаном,
что Ты поставил надо мною стражу?
Ложусь я спать с надеждой, что постель
отчаянье облегчит. Нет, так Ты же
страшишь виденьями и ужасаешь снами,
и мне приятней было бы удушье,
всё лучше, даже смерть, чем эти муки.
Всё мне обрыдло! Жизнь моя не вечна!
Оставь меня! Мне жить осталось малость!
Кто человек такой, что Ты его
возносишь и тревожишься о нём?
Зачем, чуть свет, его Ты посещаешь
и проверяешь каждое мгновенье?
Когда Ты отвернешься от меня,
и дашь мне проглотить мою слюну?
Пусть даже согрешил я, чем Тебе
я навредил, Надсмотрщик над людьми?
Зачем Ты сделал из меня мишень?
Тебе я надоел? Тогда попробуй
пройти и не заметить прегрешенья?
Но прахом скоро стану, и тогда Ты
найти меня захочешь – не найдешь.