Строгому, но справедливому цензору Наталии Николаевне Васильевой-Никифоровой посвящается. Цензор не имеет ничего общего с героями и событиями этого рассказа, который написан специально для Н.Н. Васильевой-Никифоровой.
ЕВГЕНИКА И ГОМУНКУЛУСОЛОГИЯ КАК ЕДИНОЕ ЦЕЛОЕ
Если каждой малообразованной, с детских лет упёртой на воплощении не осуществимой идеи или теории девушке доверить секретную лабораторию с расширенным штатом сотрудников высшей квалификации не сопрягающихся между собой научных и псевдонаучных дисциплин, весьма вероятно, что можно получить очень удивительные результаты. Учитывая тот факт, что любое государство в принципе не заинтересованно в этих самых результатах, наши согражданки и сограждане, тем не менее, не смотря на существующие и выдуманные препятствия, не обременяя себя сложной, дорогостоящей аппаратурой, технологиями и достижениями прогресса, даже обще известными данными и фактами, правдой и неправдой добиваются продукта поставленной перед собой задачи. Примером тому может служить жизнь отважной естествоиспытательницы Машки.
Будучи школьницей старших классов ей довелось прочитать всего две книги, заданные по внеклассному чтению на выбор. Выбор её может показаться странным, но, скорее всего это было стечением обстоятельств. Когда она пришла в школьную библиотеку, вся школа уже вступила в период летних каникул. Поэтому в школьном коридоре одиноко сидел подвыпивший сторож и вяло наблюдал за уборщицей, которая скорее делала вид, что метёт шваброй школьный коридор.
- Ты ба, Людок, понастырнее, что ли тёрла то! Да и раком то было ба удобнее, да и мне смотреть, интереснее была ба!
- Дурак ты, Сергеич, - ответила Людок, - щас библиотекарша уйдёт, тада и схожу в магазин!
Манька зашла в библиотеку. Капиталина Пантелеевна уже повязывала свой сиротский платочек и собиралась закрывать помещение.
- Чего тебе, Маня!?
- Да мне две книги надо, по внеклассному. На лето задали.
- Знаю. Вот три осталось: «Тракторостроение в СССР», «Евгеника» и «Гомункулус». Какие берёшь?
Маше тракторы были не интересны, равно как и их строение. «Евгеника» - звучало благородно, а «Гомункулус» - пугало. Вот она и выбрала из трёх зол самые меньшие и безобидные согласно собственному пристрастию: «Евгеника» и «Гомункулус». Маша была не большого роста, с чуть перекошенным лицом после родовой травмы и с заметной искривлённой осанкой, потому что левая нога была короче правой, от чего она неестественно хромала, перекатываясь с боку на бок, как недобитый на утиной охоте селезень. Подростком она была от природы непривлекательным и не красивым. Мальчишки её игнорировали, как и девчонки, если не издевались.
Дома, где её редко беспокоили домашние, она всецело отдалась чтению. Сначала она открыла увесистый том «Гомункулуса». Алхимики далёкого прошлого поразили своей идеей получения человека из пробирки. И она сначала читала этот труд, как художественную литературу. Потом до неё дошло, что книга очень даже научная, и она стала изучать алхимические рецепты, переписывала их в отдельную тетрадь и заучивала наизусть. Единственное, что её смущало, так это то, что она не могла сообразить, где она возьмёт сперму висельника ушедшего из жизни от запоя. Тем более, что этот ингредиент входил в два наиболее необходимых рецептов для получения искусственного человека из пробирки. На изучение «Евгеники» ушло не меньше времени и от туда тоже было взято само зерно, а не вода, ибо Маня, благодаря своему природному косоглазию умела читать между строк с детства. Прочитанное, исказило её лицо почти до не узнаваемости. Так Маше, по крайней мере, казалось. А книги остались у неё навсегда, Капиталина Пантелеевна в то лето ушла из жизни, а записи об отданных книгах не успела сделать.
Время шло. После школы она работала в ОТК на заводе. Пришло время размножаться, а внимания на неё никто не обращал. Первое и последнее спасение в виде пьянущего дворника Игорька не замедлило явиться под новый восьмидесятый год. Она тогда уже крепко выпивала, и, хотя участковый гинеколог предупреждал её о том, что беременность не желательна, Маня была себе на уме. Игорька под бой курантов, она, спасая от мороза, затащила к себе на первый этаж прямо в постель. Всю ночь, промучившись со спящим пьяным телом дворника, Маша добилась эрекции и овуляции, чему удивился проснувшийся любовник, но, увидев на столе водку, в силу своей молодости одобрил содеянное и стал гражданским, но приходящим мужем, чему Маня несказанно была рада.
После их тайной вечери и союза, работники и работницы местного роддома тихо постанывали, хихикали и ругались матом одновременно. Мария умудрялась дважды, а то и трижды в год обрадовать мир выкидышами новых, оригинальных, не виданных доселе форм и композиций, каждый из которых мог бы быть гордостью любой кунсткамеры в мире или наглядным пособием для серьёзных исследований генетиков, например. В роддоме, так или иначе, Маня была, что называется «в доску своя» в прямом и переносном смысле.
Настойчивость Марии подогревалась выдуманной ей же теорией, которая на деле была симбиозом «Евгеники» и «Гомункулуса». Всегда пьяный Игорёк, по её глубокому убеждению, мало, чем отличался от того самого висельника, а сперму она добывать умела. С помощью усовершенствованных рецептов и брата пагодка Игорька, Мария всерьёз занялась конструированием искусственного человека, используя своё тело вместо пробирки. Настойчивость и вера в победу помогла ей впервые выносить плод до семи с половиной месяцев.
Роды принимал дежурный врач. В целом очень похожее на младенца тельце, ничем вроде бы не отличалось… вот только вместо носа, располагался средних размеров мужской половой орган, с яйцами вместо ноздрей. На лбу новорожденного явно проступали первичные признаки оволосенения по женскому типу.
- Смотри! Какого красавца ты нам родила!
Машка потеряла сознание. А красавец дожил ровно до третьего вздоха, на выдох не хватило жизненных сил. В дневнике своём Мария скрупулезно записала: «Родился и умер сын. Наверное, я ошибочно использовала вместо корня мандрагоры хрен».