посвящается девушке по имени Инна
Электрический поезд в Подольск.
Меркнущий снег у тебя на ресницах.
Снег на деревьях, нахохленных птицах
и на земле, как раздавленный воск.
Через какой-то (о, Господи!) час
ты разобьёшься на переезде.
Случай. Сюжет для «последних известий».
Ну, а пока мы смеёмся и вместе
и, улыбаясь, все смотрят на нас.
Заиндевевшие стёкла белы,
тусклая лампочка тлеет в вагоне.
Через минуту железные кони
канут с тобой в гущу снега и мглы.
Медленно дрогнет состав на ветру.
Сядешь, усталая, возле окошка.
Если захочешь – продышишь дыру,
чтобы заметить начало Подольска.
Поезд устанет качаться и плыть –
в белом безмолвье зелёная лента.
Я не устану тебя любить –
как не устанут сменяться столетья,
как не устанут валиться снега
и поезда пробиваться к вокзалам.
Жизнь отзвучит. И начнётся сначала –
с тоненькой ноты, движенья смычка.
Мы похороним любимых людей.
Как ни жалей и ни мучься об этом –
не отодрать мне ладони детей
с мёрзлых котлет привокзальных буфетов.
Нас обманула привычка любить,
детская глупость делиться и верить,
что у других это тоже болит.
Но не сошлись номера лотереек.
Нас наказала потеха ловить
фрукты – губами из губ, как в подарок.
Не доедайте надкусанных яблок:
можно потом умереть от любви.
Не полыхайте страстьми. как Шекспир,
не доверяйте грудыстым и юным –
ни хладнокровным, как нимб этот лунный,
ни нимфоманкам, чей рот как вампир.
Спит по вокзалам российская рвань.
Как при Карениной или Керенском,
в ритме фламенко фривольный февраль
вьюжит и вьётся позёмкой по рельсам.
Помнишь? – в вагонное то же окно
прошлой зимой из того же состава
ты говорила: «В свой срок всё равно
все расстаются. И чувства растают…»
Мы и расстались, подобно камням,
вдаль раскатившимся с горного склона.
Сонмы иных не волнуют меня.
Ты-то там как
средь вертепа мирского?
Время как ветер. И ветер, как мы –
рыщет, где хочет. Не любит неволи.
В эту глобальную глыбу зимы
из глубины, будто льдину и волны,
нас, двух случайных знакомых, вразнос
вдруг понесло по житейскому морю.
Счастье, на миг одурманив, как морфий,
кончилось ломкой, пошло под откос.
Так же, коль скоро и жизнь – только сон,
в том же крушенье и скрежете медном,
словно в степи весь облепленный снегом
перевернувшийся навзничь вагон,
время, как вихрь, разнесёт на клочки
наши слова, поцелуи и вечер.
Мы не останемся. Каждый не вечен.
Новое время искупит грехи.
Что же останется? –
Поезд в Подольск.
Имя, звенящее нежностью: Инна.
Томик поэзии или картина.
У изголовья пылающий воск.
Там, на пропавших за дымом вдали
снежных перронах
замёрзшие люди.
Вечный, как миф, повседневный и трудный
путь возвращения в лоно земли.
И никому не дающий тепла
камерный свет прицепного вагона.
Души друг друга – запретная зона.
И никогда не любил я тебя.
И никогда уже больше с тобой
мы не увидимся, ангел мой грешный.
Разве что глухо в груди, как в скворешне,
сердце чирикнет, прощаясь с мечтой.
И никогда, никогда, никогда
в жизни любимые вместе не будут.
Если умру, тебя тотчас забуду.
Если воскресну, то только тогда,
лишь от внезапного гула
тогда,
гула неясного ночью слепою
я вдруг проснусь, и опомнюсь, и вспомню:
это гремят на Подольск поезда