Был крепок наш Союз. Весь мир пред ним дрожал,
завидя в нас оплот Юпитера с Минервой,
но крепкий алкоголь, увы, подорожал
осеннею порой в год восемьдесят первый.
Зелёный шум гудел в похмельной голове.
И некуда идти, и некуда деваться:
ведь то, что было нам по три шестьдесят две,
внезапно подросло и вылилось в шесть двадцать.
А диктор бормотал напрасные слова
над суетой сует казарменного быта,
и стала наша жизнь в те годы такова,
что трое первых лиц откинули копыта.
Четвертый же из них, несчастный дуралей,
издал сухой закон, взорвав мосты и шлюзы.
От нечего терять мы стали нюхать клей.
Нюхнули как-то раз, очнулись - нет Союза.
Мы отряхнули прах, смахнули пыль и слизь,
отринув прежний мир и прежние пороки,
как вдруг вожди опять за старое взялись,
забыв за двадцать лет минувшего уроки.
Похоже, настают худые времена
от Пензы до Югры, от Тынды до Батайска.
Упала прошлый раз Берлинская стена.
Ах, как бы не стряслось чего-нибудь с Китайской.