пусть многоликая толпа
вскипает, осуждая страсть.
так мало время до утра -
ни раствориться, ни пропасть …
и лишь потом, минуя взгляды,
и ропот лживых мертвецов.
усыпать землю листопадом,
с небес сорвавшихся стихов.
своим дыханьем трогать утро,
взахлёб шептать: я Вас люблю!
играть, небесным перламутром,
спеть, мимолётно, журавлю -
летящему,
сквозь мрак и время,
наперекор дождю и мне.
кричать на землю: «Я не верю!
- той, оторвавшейся Звезде! -
Она обман! Я это знаю!
Она упала не сама».
… но всякий раз опять вздыхаю
и всякий раз она нужна …
Забыть бы, млечные мгновенья.
Порвать бы прошлого узду!
вот только нет благославленья,
есть чьи то спины и кнуту,
позволено, писать рубцами,
тревожа визгом весь чертог…
так, молча гибнет под церквями,
столь непокорный полу бог …
потом. предстать перед отцами,
на зло иудам-мудрецам,
и сердце, рваными кусками,
кидать распятым мертвецам.
на поеданье. как просвиру!
под тенор звонкого псалма,
петь «аллилуйя и помилуй
не согрешившего раба …»
и жирный бес, в церковной рясе,
а может в «ряске» из травы.
свой личный лик, в иконостасе
желает видеть,
но увы …
его нескромное желанье,
пугает всех церковных крыс,
а похотливое дыханье,
пронзает кожу, аки хлыст.
слетело Слово - не поймаешь.
ступил на плаху - не сойти.
и топором, полу товарищ,
срубает правду, на пути …