..... В медитации использована тема из оратории Кшиштофа Пендерецкого "День гнева"
Русская буква "И" – это последний, четвертый изгиб алфавита. Все предыдущие нагло заграбастала себе латиница: холодную синюю стрелку "N", вечно влекомую по следам капитана Гатерраса, и ее отражение, "S", чей ехидно-красный выверт навсегда затерялся в снегах Антарктиды... Эту сладкую парочку, словно магнитом, накрепко повязала магия Земли, зато третий зигзаг, "Z", принадлежит иным стихиям: он полыхает в небе огненным знаком Зорро - звеня, озаряя и знаменуя - знать бы только, что именно. Ах, если бы знать...
Но уж наше российское сиплое "И" –
Кириллическое, истеричное -
Это крик души, со школьной скамьи
Забитой кульбитами культа личности.
Ожегов с Далем "ни в жисть" не смогли б
Воспеть, описать и ныне и присно
Её пилообразный изгиб,
Весь в пронзительном триединстве
Времени, места и образа действия;
Серого волка, козы и капусты...
Искусство должно быть противо-естественным,
Лишь только тогда оно станет искусством!
Вся Россия искрится инеем,
Дровишки – из лесу, вестимо...
Иносказание Пимена:
Именно, именно, именно!
Инда взопрели озимые,
Солнце встает над миром:
Вперед к победе ирра-
циональности мнимого,
И-конописного,
И-сконного,
И-зумленного,
И-зувеченного,
Из ленинской "Искры" в пламя рожденного
И чисто-(конкретно)-сердечного
Исподволь, издали, шепотом, вслух
И вот уже – криком вот-вот разродится
Буква "И" – изысканнейшая из букв
Единая в трех грамматических лицах!
Когда-то, еще до исторического материализма, звуку "И" принадлежало целых три буквы. Кроме восьмеричного, петляющего до самой Сибири по исконно извилистым дорогам славянофильства, было ведь еще и десятеричное "I" – прямое и несгибаемое, словно франкфуртский небоскреб, воткнутый ввысь перевернутым восклицательным знаком. "I" западническое, идиллическое, с неумолимо расставленными поверху точками фонарей, освещающих дорогу мировому прогрессу.
И даже сверх того – "I" малоросское, западеньское, заботливо сохраненное незалежнимi самостiйниками, в лучших традициях украинского барокко водрузивших на шпиль своей буквы не одну, а целых две точки! "Шо, пИво? Поубывав бы!"
Впрочем, поскреби посильнее что одну из этих "И", которя зигзагом, что другую, которая с точкой – из-под обеих ельцинской загогулиной вылезает все та же третья:
Прямой дорогой из синагоги
В старческих муках тужится-пыжится,
Миропомазанная недотрога -
Прописанная каждому ижица.
Пропахшая нафталином, посконная,
Самодостаточная, сусальная,
В восемнадцатом отменённая,
Но -
Вечно живая в Священном Писании.
Гордится, кичится своей архаичностью,
А чуть что – навострить готовится лыжи...
"Откуда костюмчик ваш, из Парижу?
Неплохо шьют. Но - похуже Бердичева!"
Нет, прочь алфавит! Ведь служение муз
Требует слов от поэта-скитальца.
"И", грамматически – это союз,
"Союз нерушимый," что взял и распался.
А ведь как начиналось во время оно,
Под марш Бартольди aka Мендельсона!
Но споткнулось, лишь только начавшись едва,
Об вечные "или", "но" или "а".
Буква "А", между нами – такая б...
Что нашим, что вашим настежь открыта!
И только "И" сидит на своей трубе
И посылает всех в конец алфавита.
И мы – посылаемы. На хрен и мимо,
На раздирание толпам эриний...
День гнева, последнего день судилища –
Dies irae, dies illa!
Solvet saeclum in favilla -
Лучше и я сказать не сумею...
Исчадие ада,
Иродиада,
Куда отпустила
ты Саломею?
А вы, господа, примерить хотите ли
На себя судьбу Иоанна Крестителя?
Неотторжимо, неоспоримо
Кровью впечаталось это имя,
И горчит, и горит изнутри отныне
Как горело на стенах Иерусалима:
Dies irae, dies illa...
Solvet saeclum in favilla:
Teste David cum Sibylla.
Вот всё и кончилось, Ира.
Или?!