Суточный диптих

Маргарита Ротко
Так назойливо день в клетку тела стучится башкой…
 Выпадают перьинки из серо-окрашенной клетки…
 Что-то каркает кот, прикрываясь извечным мешком
 «не известно, что будет…»
 
А будут измяты салфетки,
 как привычки и юбки,
 как смех и покой тет-а-тет
 со своим одиночеством,
 с мёртвыми птицами в лоне…
 
Се – наследственность глаза: смотреть, как запыленный свет
 кувыркается с ветром, как с жалостью – раненый клоун.
 
Так и видишь – траву в черепах заводных лошадей.
 Так и видишь – шиповник – из ранок садовых улиток…
 Так пустыня гомункулом страшным глядит из дождей.
 Так в пескарные банки крошатся Андреевы плитки…
 
Так из дерева крови наивно растёт карандаш.
 Так из кости слоновьей искусственно щурится хобот…
 
Запах, юг и восторг – канарейкино тельце в трельяж
 заплетается писком, летящим на северо-шёпот.
 
А там песни такие! –
 С оленево-мягкой губой,
 с заполярной слезой божества – из мигающих радуг…
 И таинственный снег, длинномордый песец голубой,
 переносит за шкирку в тепло золотых леопардих,
 прилетевших из космоса…
 
И ледовитый щенок –
 брат овчарки небесных широт над умеренной Русью –
 поводок облаков, примерзающих к холоду щёк,
 незаметно волочит по санным полосочкам грусти…
 
Канарейка на северо-шёпот взлетает, как пыль –
 От касания пальцев к поверхности томиков сказок…
 И овчарится солнце в окно, как ребёнок-дебил,
для которого день по-любому и светел, и ласков.
 

2
 

Ночь тиха, как утопленник-птица – в ведре зерна.
 Голова негритёнка – луна в облаках – с насеста
 вытесняет щеночка-солнце. Блестят в корнях
 плотоядных растений белки его тёмным блеском.
 
Словно лешие, псы вое-водят по круглым снам
 созревающих луж, и хвосты их дрожат, как ветви
 пенсионных дубов. Электрическая лиса
 вдалеке выдирает из гнёзд петушиных деток.
 
Ночь легка, как повешенный зяблик: кормушный гвоздь
 выжимает чернильную кровь из остатка писка.
 Одинокий цветочник на улице, словно кость,
 держит шесть хризантем. Старики догрызают вискас
 
новостей из бес-полья – в клетушках под марлей люстр.
 Как стрекозы в салатницах, бьются разлуки чьи-то…
 Югошёпотный ветер вздымает обломки блуз –
 и ловец с придыханьем целует верхушку жита.
 
Ночь слепа, как вознёсшийся к грусти – святой: рука
 любопытная щупает боли неспящих, сонных,
 колыбельных, кобельных, кисельные берега
 и бока мёртвых птиц, целующих землю в лоно.
 
В теле клетки, ощупанной святостью, боль дрожит.
 В душе бьётся вода, как взъерошенный колокольчик….
 И домов для любви прохладные этажи
 засыпают, вцепившись под юбку невинной ночи…