Моему прадеду
Нипочём не забуду тот пасмурный день:
Въелись в память военные были.
Вижу взвод наш, туман, и окопчик, и тень
Командира над картой Охрилы.
«Высоту эту взять!» - получили приказ,
Но легко на словах генералам.
Мы же брали ее раза два. Сколько нас
Полегло... Им – земля одеялом.
Я не вправе забыть – да и разве смогу? –
Уж нетающий снег на их лицах
И глаза тех ребят, с кем я брал высоту.
Им же смерть разрешила забыться.
В предвкушенье атаки, боев и мечтах
В них восторг не остыл, жила юность.
Но теперь в их навеки застывших зрачках
Тлеет правда и высшая мудрость.
Плыло утро, и в небе рассвет догорал.
«В бой, взвод!». Эх, не успел докурить я...
Перерытый снарядами лес изнывал.
Даже он не смог стать нам прикрытьем.
Раз за разом вгрызались мы в ту высоту,
Будто бы псы оголтелые в кость.
Не скуля, не визжа, умирали в дыму,
Сжавши в сердце за родину злость.
Друг, с которым бок о бок прошел я бои,
Встал вперёд, закрыв собой от пули.
Оседая, в крови, прошептал: «Ты живи».
Как забыть это? Нет, не смогу я.
Рвали глотки себе и врагу своему,
От обстрела в сугроб зарывались...
Кто же выдумал эту слепую войну?!
Если б знать... Мы б на нем отыгрались.
Нас в живых только пять. Остальные молчат
Уж навек у подножий Охрилы.
Изрешетивши, стёр имена автомат,
А бои разбросали могилы...
Смолкли пушки давно, танки сном мертвым спят,
Дым развеян, отсвистели пули.
Но ночами я вижу глаза всех ребят.
Нет, не вправе забыть. Не могу я.
03.08.08