Снова ищешь его, восполняя провал,
по наитию, будто бы помня нутром —
свет, похожий на тот, что в окно заплывал
и раскачивал пыль над потёртым ковром,
и вбирал в себя всё, что вбирает янтарь,
оставляя для памяти ход про запас —
как легонько вздыхал отрывной календарь
и у ходиков гиря ползла на палас,
и ещё канарейку, и клеть у окна,
и модель корабля, что без мачт и бортов,
и догадку, что жизнь не настолько сложна,
и предчувствие, будто ты к ней не готов.
Отработает срок механизм часовой.
И, шагнув из луча — мол, «не-выдаст-не-съест...» ,
тот рассеянный отблеск ты носишь с собой
из приюта в приют, из уезда в уезд...
По какой бы дороге ни брёл ты, пыля,
прожигая навылет пласты и слои...
И, бледнеет, и тает чужая земля,
словно снег, утекает сквозь пальцы твои.