Так мудро в необъятности глупости,
так способно, когда невмоготу.
Перебираю листки саженцев прошлого, как лопасти,
но никак не шагну за последнюю и любимую черту.
Мне бы остепениться-околеситься уже в таком то возрасте,
а я бултыхаюсь в этом бирюзовом душой порту.
Росой отравившись, помыслами заиндевев,
пишу темнотой строчек белизну парусов –
а блаженным важнее семя, чем его посев,
а в моих глазах внимательность зрачков сов.
Где тот порог, где та дверь, перед которыми я понимал,
что слышу, о чем говорю близким и дальним?
Я был невозмутимо вспыльчив, рядом с великим мал,
но мои волны на вкус были с бликом стали.
Цвета лучей не играли ни должной, ни нужной роли,
спектакль вообще был размазано хмур:
актеры пропили слова, охрана сдала пароли,
мне стало дурно от собственных конъюнктур.
Пока облака на воде, как атланты, боролись,
я заказал нас в последний космический тур.
Медная статуэтка смирения, старость обмирания до срока,
запятые, многоточия, словосочетания и та же медь струны -
мне не хватило времени после гулянки, что бы выучить уроки,
но я видел живые волны и вроде даже пенистые буруны.
Отплывать не оплавившись, а заплыв истомой –
вот чем я мнил перекрыть огрехи и сколы.
Но, перебрав в странном детстве Стиксовой сомы,
без мазы было разобраться в письменах этой русской Дзен-школы.
24 июля 2012