Ты жизнь свою прожил не зря,
что признавали все на свете –
твои враги, твои друзья,
жена и дети.
Не заработал миллион
(а денег не было же, кстати) –
но, всё же, лучший – всех времён! –
изобретатель.
Ведь ты придумал колесо
нечеловеческим усильем,
и получилось – хорошо! –
как и просили.
И вот мы едем – кто-куда –
в телегах, бричках и каретах,
в тачанках, бронепоездах,
в машинах этих,
Что засоряют всё вокруг
бензином и металлоломом
(и иномарки, и продукт
Росавтопрома).
Но в этом ты не виноват
– ведь не для этого старался! –
ты солнцу брат и ветру брат
и друг вьетнамцам.
Вьетнамцы ценят колесо,
но без излишеств буржуазных;
я солидарен с ними, что
немаловажно.
Педали, рама, руль и цепь
важны здесь тоже, если даму
я увожу за город в степь –
на той же раме.
За руль мы держимся вдвоём,
педали свёртывают вёрсты,
и цепь скрипичная поёт;
но я отвлёкся –
К чему нагроможденьем слов
тянуть вьетнамскую резину:
что колесо, то "колосо"
и без бензина.
Или сюжетом вот таким
продолжу (актуальным, кстати):
беру на роликах коньки
и на асфальте
В многоколёсном вираже
я вдруг встречаю фигуристку
и дальше еду с ней (уже
довольно близко).
И пусть сюжет сей – городской,
но всё же, в некотором роде,
несёт нас снова колесо
назад – к природе.
Мы говорим о том, о сём,
упомянув тебя при этом –
вновь восхитившись колесом
и интеллектом.
И пусть забыли, как зовут
(а вдруг – и вспомним! – может статься?),
но я ценю твой тяжкий труд,
как те вьетнамцы.