Уходит лето, путаясь в словах,
не попытавшись накачать права –
осталась лишь узбекская черешня.
Над хладным телом Кенни слышен плач,
но не нужны ни гробовщик, ни врач:
ведь он воскреснет – это неизбежно.
Радикулитно встав не с той ноги,
воскликнул инквизитор: «Жанна, жги!» –
и поудобней умостился в кресле.
Со временем размоется строка,
но пелена спадает со зрачка,
и память на запястье ставит крестик.
Ни мира больше нету, ни войны,
явь постепенно проникает в сны
и ставит ограждения под током.
Земля звенит, как рыночный хрусталь,
и падает в небесную эмаль,
чтоб унестись в прекрасное далеко.
Там, где нас нет, – возможно, хорошо,
и распылен волшебный порошок,
и не болит под левою ключицей.
Лекарство не удержится в горсти,
возможно, это все паллиатив…
но разве мы хотели излечиться?
25.07.12 г.