Офицерская

Роман Каневский
Нацеплены погоны из бумаги,
Расчитанные на недолгий век.
Сверкают ярко лезвиями шпаги,
А маятник толкает на разбег.
И нас везли к пободе эшелоны,
И каждому несказанно везло.
И каждый был своим Наполеоном,
И знал, как победить под Ватерлоо.

Сверкали ярко-алые знамена,
Скрывались под ногами этажи,
Когда мы встали перед Рубиконом,
Когда еще так сладко пахла жизнь.

Шли годы и взрослели лейтенанты,
На кладбищах росли ряды крестов,
Мундиры оплетали аксельбанты,
И каждый был для подвигов готов.
Вздыхали восхищенные кокетки,
Когда мы танцевали на балах.
Любовь и смерть, две стороны монетки,
Вертевшейся над нами в небесах.

И ветер наполнял собой знамена,
Со свистом пролетали этажи.
А мы переходили Рубиконы,
И каждый был похож на чью-то жизнь.

Весной цветы на поле расцветали,
А мы их вспоминали имена.
Медалями мундиры обрастали,
Но мертвым эта слава не нужна.
Давно уж стали лужами воронки,
А кровь питает юные цветы.
Но маятник толкает шестеренки
В полете от нуля до пустоты.

Повисли златотканые знамена,
За дверью все пустые этажи,
Все шире и быстрее Рубиконы,
Но нам борьба поддерживает жизнь.

Нас помнят все, но нас никто не знает,
Мы дряхлые свидетельства побед.
Лишь в памяти картины проплывают,
А мы бессильно ловим этот след.
На арках триумфальных наши лица,
К нам водят для поклона малышей.
Но наши позади Аустерлицы,
И каждый – тот же лейтенант в душе.

В музеях наши ветхие знамена,
К концу подходят наши этажи,
По дну мы переходим Рубиконы,
И точно так же измельчала жизнь.

В последний бой нас пушки провожают,
Мы исчезаем в мирном, но огне.
И старики все чаще умирают,
Стирая память юных о войне.
На смертном одре окружают внуки,
И сломана последняя печать.
Дай им, судьба, не испытать разлуки,
Не умереть и не уничтожать.

Сгорают наши старые знамена,
И счетчик показал все этажи,
Остались за спиною Рубиконы
И не напрасно прожитая жизнь.