Торт

(банальный рассказ)

 посвящается всем истинным
интеллигентам

Все завершилось бы хорошо, если бы не одна глупейшая случайность: когда решено было перейти к чаю, Ангелина Сократовна - хозяйка дома - пышная важная дама, приготовившись разрезать принесенный мною торт, взяла в руки верхнюю крышку коробки и прочла вслух то, что было написано на приклеенной сбоку этикетке: "Торт ананасовый, кремовый "К вечному блаженству", цена 10 рублей. Блаженно дремавший, от чрезмерного принятия во внутрь "Леопардовой настойки", Магарыч Свиныч, вздрогнул от этих слов, словно его укусила муха Цеце и все существующие ядовитые насекомые разом, и ядовито заметил:

- Во! а еще интелехент! - Хвастает, что торт за десятку купил. Мог бы этикеточку, как культурный человек и оторвать, а то, вишь-ты, попрекает меня в том, что я в гости ни с чем пришел! Так вить я не интелехент какой-нибудь ... лодырь, который сибе в удовольствие пишет, а за это ему еще и деньги платют, да еще такие, каких я - заслуженный военный- и не видывал! А, за что? За славаблудия! Нет нам пенсию добавить. Мы вить - защитники! Я хучь и бывший, а все же ...
Он гордо выпятил колесом свою широкую грудь в военном кителе сталинского покроя, с многочисленными орденскими планками и продолжал:
- Ну, я вот понимаю - Вася! -
он повернул свою голову, без шеи, словно выросшую из плеч, в сторону, уплетавшего за обе щеки отбивную из печени мамонта, добродушного краснощекого парня, сразу же повернувшего к нему свое веснусчатое смущенное лицо, с хлопавшими, как бумажные квакушки большими глуповатыми глазами: - Гегемон! Пролетарьят! Слесарь! а скромный. А ети интелихенты?... ничего не умеют делать, а хфорсу на сибя напустют - не подступись!

Я спокойно попытался возразить, что вовсе не заносчив и прекрасно понимаю и значимость труда Васи и, вообще, что труд рабочих я очень даже уважаю и ничего не имею против увеличения пенсии и не только одним военным, а в первую очередь колхозникам и колхозницам, получающим в десятки раз меньше, чем полковник в отставке. И хотел сказать уже о том, что обеими руками за то, чтобы в нашей стране не было в действительности людей, не имеющих средств к существованию, но Магарыч, воспользовавшись моей паузой, в запальчивости продолжил:
- Вот, вот! - заступается за бездельников и пьяниц! - Сравнил - каких-то колхозниц и заслуженного военного, окончившего Ленинскую военно-политическую академию! Это сообщение потрясло меня: - Неужели этот хамоватый и явно внешне и внутренне бескультурный человек мог окончить академию, - скользнула во мне мысль, и тут же улетучилась, словно газ из испорченной зажигалки.
Я вспомнил о том, как в нашем институте защищались кандидатские и докторские диссертации и тотчас подумал: "Да, мог! И только такой, как Магарыч, а не кто-то другой!" Мне, вдруг, стала ясна, мучившая мое сознание с юной поры, мысль о том, как же могло случиться так, что Гитлер сумел завоевать половину России? - Не иначе, как благодаря подобным защитникам, - зло подумал я и хотел остановить, разогнавшегося, словно бык на красное, Магарыча. Но остановить Магарыча в этот момент мог, наверное, только какой-нибудь высший военный чин - генерал или маршал. Он, словно глухарь на току, полуприкрыв свои хитрые свинячие глазки, ничего не слыша, с каким-то остервенелым упоением, словно из рога изобилия, с перекосившимся от злобы ртом, лил тирады, изобличая всю интеллигенцию во всех бедах человечества - бывших, настоящих и будущих. В моем возражении, как я очень часто наблюдал это свойство у очень многих людей - слышать не то, что говорят, а то, что хочется услышать, он, очевидно, вместо "не только" услышал "кроме" и зафонтанил, словно пробудившийся гельный вулкан. Мне на какое-то мгновение показалось, что его слова начали превращаться в какую-то вязкую, грязно-бурую, зловонную жижу, которая заполнила все пространство комнаты. В этом смрадном потоке постепенно утопали розовые блюдца, со стоящими на них, такими же розовыми чашками, закуска, стоявшие на столе бутылки. Белоснежная скатерть стала какого-то грязно болотного цвета. Цветы, стоящие в невысокой, ставшей похожей на армейскую фляжку, вазочке, как-то, словно поникли и завяли.
Магарыч разносил в пух и прах все. Во всех человеческих бедах он обвинял только интеллигентов, а в особенности - писателей. Никогда не читавший, скорее всего, ничего, кроме передовиц в "Красной Звезде" и "Советском патриоте", он, никогда не сомневающийся в истинности сказанного им самим, в справедливости своего негодования, привыкший к тому, чтобы ему не возражали, уже одну эту попытку возразить воспринимал не иначе и не менее, как государственную измену.

Глядя на этот, брызжущий помоями фонтан, я зло подумал:
"Да! ... вот такие тупицы-демагоги и допустили до того, что Гитлер чуть было не завоевал Москву, окружил Ленинград... Я хотел встать и сказать, что, сразу видно - какой Магарыч защитник! - Более двадцати миллионов погибших и столько же умирающих от старых ран, забытые и брошенные своими, не знавшими трудностей детьми и на склоне лет, вынужденные просить милостыню у церквей - вот они - истинные защитники! - но вовремя вспомнил народную поговорку "Не тронь г....., вонять не будет", я решил не спешить. В конце-концов должен же он когда-нибудь остановиться, а - подлей масла - так и к вечеру не остановишь. Но вскоре я убедился в несостоятельности этой мудрой поговорки в отношении таких, как Магарыч - трогай или не трогай такого, он все равно не упустит возможности оболгать, опошлить и опоганить все, что ему недоступно понять.
Разумно-рассудив, что мои попытки поставить его на место, могут только иметь усугубляющие последствия, я начал глазами искать поддержку остальных гостей:
Вася, подперев своим огромным рыжеволосым кулаком свой квадратный, массивный подбородок, глядел на Магарыча с неподдельным восхищением. Ему, способному выразить свои чувства и мысли очень небольшим запасом слов, уже само умение Магарыча, так долго, без остановки, говорить, казалось каким-то сверхестественным чудом. Он то и дело восхищенно повторял: "Во! дает! Сразу видно, что академию закончил! А, что мы? - люди малограмотные, простые. Он, явно не вникал в суть слов Магарыча. Ему, скорее всего было все равно - слушать ли голос человеческой речи, или какофоническое громыхание безвкусной музыки, или звон битой посуды. Все, кроме трели соловья, тихой музыки или чтения стихов. Явное дитя века, Вася, просто не выносил тишины или, чего-либо приближающегося к ней - всего того, что может как-то воздействовать на душу человека - пробуждать, мучать, терзать, успокаивать или веселить ее. Он просто никогда не имел ее, или же она уснула, умерла давным-давно в каком-нибудь из его далеких предков и спит по сей день, оберегая Васин покой и личное благополучие.
Я обвел взглядом остальных - Нет! не на всех лицах был написан восторг - кто-то, скучающе, ковырял в закуске, некоторые обращали на тираду Магарыча такое же внимание, как на жужжание комара или мухи, но никто не попытался ему возразить. Хозяйка дома, немного сконфуженная, но, как я позже понял, вовсе не речью Магарыча, а тем, что в эту тихую мирную компанию ворвалось что-то разрушеющее, робко пыталась остановить Магарыча, но - безуспешно. И тогда она стала пожимать плечами, как бы показывая всем окружающим: "Ну, что я могу поделать".
Я уже было собрался встать и, пренебрегая всеми рамками приличия, криком ли, силою, как угодно но остановить, заткнуть этот бесконечный, брызжущий грязью поток, но вовремя подумал о том, что я - человек, впервые пришедший в эту компанию, вряд ли буду поддержан окружающими. "Еще в скандале обвинят!", - подумал я, имеющий к этому времени достаточный опыт в подобных ситуациях. И не ошибся...
Когда я, не найдя иного способа избежать этого, удушающего потока словесной шелухи и брани, решил, сославшись на неотложные дела, уйти, Ангелина Сократовна, прощаясь со мною в коридоре сказала с укоризной:

- Вот видите какой конфуз получился! А все из-за вас, Игорь Кузьмич!
Я оторопело посмотрел на нее...
- А, как же? продолжала она, - если бы вы не принесли этот злополучный торт, или хотя бы, как, по-настоящему культурный человек, догадались бы этикеточку оторвать, ведь всего бы этого не произошло. Я где-то читала, что хороший тон - не выставлять на показ стоимость подарка!
Такой поворот дела был неожидан даже для меня, достаточно бывалого человека и, немного растерявшись, я попытался возразить:
- Да какой же это подарок - торт! Просто я захватил его уже по дороге к вам, так как о Вашем новоселье узнал часа за два до него. А этикетка? Так я как-то не подумал об этом... Ангелина Сократовна, как очень многие женщины, могла улавливать только окончание фраз:
- Не подумали, Игорь Кузьмич! так это вас вовсе не оправдывает, как это? - думающий человек - писатель, а здесь, вдруг, не подумали? - с недоверием посмотрела она на меня.
Ее взгляд словно ожег мое и так, измученное Магарычем сердце. В моем мозгу отчаянно свербила мысль: "Что ж это такое? Если бы, к примеру, Вася не подумав сказал за обедом какую-нибудь пошлость то - ничего, что с него взять. А если ты пишешь и думаешь, так тебе и такой маленький промах не прощается? Я хотел возмутиться, но мои душевные силы были уже на исходе. Я понял, что бесполезно, что-то доказывать тем, кто умеет слушать только самого себя, кто вообще ничего не хочет слышать и, словно ошпаренный кипятком, выскочил за дверь.
Ощущение было такое, словно я уснул, в давно нечищеном свинарнике, а, пробудившись, попытался выскочить на свежий воздух,но попал в газовую камеру. Я злился на себя за то, что не умею отказывать, злился на жену, которая уговорила меня пойти на это торжество: - Не удобно как-то, Игорь! - все же, Ангелина - моя двоюродная сестра! Я не могу пойти, да еще и ты не придешь. Нельзя обижать человека в такой радостный для него день. Да и гостям будет приятно пообщаться с писателем. Ты не беспокойся - там все люди будут простые - не то, что твои друзья - все, считающие себя талантливее Льва Толстого, а строящие из себя скромняг, - говорила она мне.
Меня убедил последний аргумент жены - люди простые. "Действительно, - подумал я, - а почему бы и не сходить? Нельзя же все время сидеть взаперти и работать, работать, работать... Надо же когда-нибудь и отдыхать.
Отдохнул!!!
Выйдя на улицу и, немного придя в себя, я начал думать о том, что произошло бы если я оторвал эту проклятую этикетку или ее вовсе бы там просто не оказалось? Неужели бы, Магарыч, промолчал и вечер прошел бы благополучно?
Ну, уж нет - только не это - такие, как Магарыч, всегда найдут, что сказать им и толчка для этого не надо. Скорее всего он сказал бы так: "Во! гнилая интелихенция! купил тортик в магазине, а этикеточку сорвал специально, чтобы подумали, что сам его испек, или, что торт купил в кооперативном магазине.» И я, рассмеявшись этим своим мыслям, пошел домой...


© Copyright: Ефросин Лунев, 2006
Свидетельство о публикации №2611150071