Не суди, ради бога, коль тон мой был груб и нахрапист,
это всё же честнее, чем если бы был он слезлив.
Я опять запускаю любимый тобою анапест,
словно скорбный корабль, через мною любимый пролив.
Что сказать, дорогая, не знаю, не знаю, хоть тресни.
Восковые фигуры снуют предо мной, как во сне,
и над их головами твоя лебединая песня
из неведомой дали отчаянно рвётся ко мне.
В этой песне глухая тоска бестелесных объятий,
в ней улыбка, отвага и боль, в ней чего только нет,
и я лезу на стены, услышав куплет о закате,
ибо ясно по тембру, что это последний куплет.
А анапест-кораблик плывёт на твой свет из потёмок.
Я не лебедь, прости, и не смыслю в вечерней заре,
но лишь тихо надеюсь на чудо, как гадкий утёнок,
оказавшийся рядом с тобою на птичьем дворе.