- I -
Небо серое густое
плавно двигалось на юг.
Увядало сердце зноя,
засыпал зеленый луг.
Роща, сыплющая златом,
уходила на покой.
Сквозь кусты, звеня булатом,
ехал витязь молодой.
Конь ретивый мял копытом
золотой румяный дол;
вслед тропе, шагами взрытой,
дождь листвы поднятой шел.
Уклоняясь то и дело
от назойливых ветвей,
витязь вглядывался смело
вглубь кустов из-под бровей.
Всюду в щЕлях желтой чащи
зло мерещилось ему…
Только взор, огнем горящий,
сну не верил своему.
Всё же с видным опасеньем
озирался он кругом
и в бою, пусть и последнем,
был готов сойтись с врагом.
Верно кисть трепала сбрую,
сталь резвилась под рукой;
нарушая тишь лесную,
меч звенел куплет лихой.
Шла молва, что в землях оных
толи зверь, а толи бес
рвал мужей, судьбой плененных
навещать сей страшный лес.
Мол, гонясь за громкой славой,
всякий здесь погиб смельчак…
Но следов резни кровавой
не могли найти никак:
ни одежды, ни доспехов,
ни намеков здешней злости,
только кОней под орехом
волком грызенные кости.
- II -
Так прошел боец немало.
Вот уж в поле он глядит
сквозь последних древ забрало
и с собою говорит:
“День корОток нынче, ладно
притомил проклятый бег!
Спать под деревом прохладно…
Вот бы где сыскать ночлег”.
Ахнул витязь, видит – хата
подле леса вдалеке,
распростёршая горбато
свою крышу в сосняке.
Только вот одна досада –
не утопнуть бы в реке.
Он – в объезд вдоль речки быстрой
в ожидании моста.
Гасли вечера в ней искры –
все глубокие места!
Туч пуховые подушки
отползли за леса край.
С боку виденной избушки
доносился волчий лай.
Вскоре кончилась осОка,
пред очами – ровный путь!
В золотой траве дорога
искривлялася чуть-чуть.
И, о счастие, сквозь реку
мост бревенчатый лежал –
не сего, как видно, веку.
Под конем он задрожал
и опять стал одиноким,
дремля сном своим глубоким.
От моста версту отъехав,
видит он: у ног орехов
баба старая сидит,
бабе лет так сто на вид;
всё лицо ее в морщинах,
косы белых кудрей длинных
ниже пояса висят;
остро брошен блеклый взгляд
на красавца удалого…
Витязь дергает коня,
молвит старой:
- Будь здорова!
Та:
- Приветствую тебя!
Али витязь притомился?
Мучит жажда ли его?
Может он вина б напился
из кувшина моего?
- Ай, спасибо! – восклицает
громко витязь молодой
и мгновенно осушает
весь до дна кувшин большой.
Говорит:
- Ей богу, слаще
я не пробовал вина…
Смотрит – бабы нет пропащей –
растворилась ли она?
Витязь старую окликнул –
нет ее. Кувшин швырнул.
Так прощаться не привыкнув,
он коняку подстегнул.
“Ай-да бабка, ай-да чудо” –
думал думу храбрый муж, -
“Ишь, взялась из ниоткуда
и исчезла… ладно уж”.
- III -
Скачет дальше славный воин
за удачею к богам.
Подозрительно спокоен
мрак, спадающий к ногам.
Холодок осенней прозы
кружит сорванной листвой,
золотистые березы
плащ роняют золотой.
Сердцем леса правит нега.
Витязь внемлет слову сна
в предвкушении ночлега…
Вот и первая сосна!
А за ней – сосняк зеленый.
Тот ли? Да, конечно, оный!
Где-то здесь стоит изба…
Эх, счастливая судьба!
Бор сосновый расступился,
пред лицом дворец явился! –
Терем редкой красоты
вместо старенькой избы.
Витязь лживые тер очи
и глядел что было мочи –
только терем не исчез.
“Аль со мной играет бес?” –
молвил он, шагая смело,
направляясь к воротАм.
Два перста прижав к устам,
муж присвистнул неумело,
изумленья не тая –
воротА из янтаря!
Слуги подле врат стоят:
“Проходи, князь” – говорят.
Богатырь шагнул во двор
всем смертям наперекор.
Мимо он идет беседки,
где сидит жар-птица в клетке,
согревая двор огнем;
Здесь светло, как будто днем!
Стены дома расписные,
рамы окон золотые,
стекла – чистых вод хрусталь,
а за ними – звезд вуаль!
Дол уложен камнем моря,
тут же плещется фонтан.
Всюду птицы на заборе.
В терем вход ковром устлАн.
Думу думает храбрец:
“Кто живет здесь, наконец?”
Только дума пролетела,
дверь тихонько заскрипела…
Витязь выдохнул вдруг: “Ах!” –
Красна дева во дверях:
гибкий стан, худые плечи,
грудь высокая стоит;
как загадочные свечи,
ясный взор ее горит;
словно небо сини очи,
за спиной – коса до ног.
Вся она – царевна ночи –
толи дева, толи бог!
Не сказав ему ни слова,
манит витязя вглубь дома;
губы влажные зовут,
ноги сами вслед идут.
Вводит дева мужа в залы,
где закуска и бокалы
словно ждут гостей давно;
а вокруг – ковры да злато,
на столах лежит богато
нежных скатертей руно.
Витязь дивится убранству,
не спеша отдаться пьянству,
так сидят они вдвоем…
Только морщится рассудок.
словно море незабудок
под взбесившимся дождем.
“Коли то какое чудо,
то взялось оно откуда
и его какая суть?
Для меня ли? Нет, отнюдь.
Почему такая дева
краше солнечного неба
средь лесов живет одна,
неизвестная княжна?” –
витязь прятал эту думу
за улыбкою угрюмый.
Между тем, красой блистая,
мужу выпить предлагая,
дева стала танцевать,
плавно бедрами играть.
Витязь сдерживал дыханье,
побеждая зов желанья,
пригубил-таки вино…
Было неземным оно!
Вкус поистине небесный
этот хмель имел прелестный!
Вкус, единожды знакомый…
Странно щуря левый глаз,
чуть не встал он тот же час,
пуще прежнего влекомый
к красоте княжны своей,
удержав-таки коней.
И пришло на ум такое –
толь из сердца, толь извне –
что вино-то непростое,
что вся истина – в вине!
- IV -
Словно думы не бывало,
витязь льет вино в бокалы,
сотворяя вид хмельной;
будто пьет – ему всё мало!
Но лия напиток свой
под ковры да одеяла.
А девица веселится,
кружит в танце перед ним,
хитрый взгляд ее искрится
искушением одним.
Ждет она, когда сорвутся
якоря в груди бойца,
и вкруг тела обовьются
руки с крепостью кольца.
Пили так они до ночи.
Витязь ждал, когда же очи
снова правду обретут.
Тер глаза, глядел пытливо,
как пред ним держалась мило
дева красная…. И тут
стала меркнуть вдруг светлица:
гасла в золоте зарница,
падал в бездну яркий свет,
словно пасмурный рассвет
серо выкатился в поле...
А на девичьих щеках
стала сохнуть кожа, что ли…
Старость вызрела в глазах,
выцвел блеск волос прекрасных;
сколько черт ее ужасных
перед ним восстало вдруг!
Мир светла померк вокруг!
Витязь ведьму хвать за горло!
У нее дыханье сперло,
бьется, будто волк, скулит.
Витязь ведьме говорит:
- Что скулишь, старуха злая?
Говори же, где мужи?
Та в ответ:
- Не понимаю!
Сжалься, витязь, не души!
Он сжимает кисть сильнее,
молвит:
- Врешь! Не лги! Скорее
говори мне, где они?!
Ведьма стонет:
- Загляни
в погреб, дверца подо мною…
Муж нагнулся, цепь рванул,
к полу выгнувшись дугою,
в темень витязь заглянул.
Там при свете лампы жалкой,
каждый с деревянной палкой
семь сидит седых старцов,
бывших бравых молодцов!
Витязь ахнул:
- Что случилось
с вами, милые друзья?
- Наша младость растворилась! -
говорят ему князья, -
В ведьме сок таится юный,
но погибнуть стоит ей, -
наши жизненные струны
нас взорвут игрой своей!
Только речь та зазвучала,
горло старой затрещало,
ведьма рухнула на пол.
Из нее дымок пошел,
опускаясь в мрак и сырость…
И в тела старцов явилась
Сила лет их молодых!
Счастье вновь коснулось их!
Словно братья обнимаясь,
храбрецу до пола кланясь,
долго-долго молодцы
вызволителя хвалили,
с ними в путь идти молили,
уходя во все концы.
Все спешили к женам, детям,
позабыв про всё на свете, -
к очагу любви своей…
Без трофеев и коней.
- V -
Утро. Солнышко искрится
в лапах сосен молодых.
Павший лист спешит укрыться
под теплом друзей своих.
Платья лиственных красавиц
золотятся в хвойных снах,
ветер, утренний мерзавец,
рвет с них злато второпях.
Всюду воздух влажный кружит,
рОсы солнца ждут в траве.
Витязь мокрый дол утюжит,
восседая на коне.
Помня свой соблазн вчерашний,
разум он благодарит:
“Красота – лишь призрак страшный
для того, кто метко зрит.
Пусть в ней страсть и вдохновенье,
спешный вымысел – любовь!
Только раз вкусив прозренье,
трудно ей поверить вновь.”
(2004 год)