Город, но он безлюден.
Русло, но оно давно высохло.
Сады и поля, но они погребены песком. Десять веков забвения. Пустое небо смотрится в пустые берега, не находя отраженной синевы. Базарная площадь вспоминает былые времена, не являясь уже базарной площадью, – не более, чем пустое место в окружении развалин. Здесь собиралась вся округа – нет теперь и округи. Змеи живут в подвалах. Жесткая трава пронизывает песок. Нет никаких теней и призраков: некому их видеть.
Крутой обрыв обрамлял излучину; от времени он сгладился. Стволы упавших деревьев иногда показываются из песка, деревья были старыми и мощными. Скрытая от глаз, древняя пристань таится где-то в толще берега, – никто не знает, где, да и некому знать.
Одно только солнце не забывает про эти места, с ненужным старанием ежедневно освещая их и отмеряя месяцы, годы, века… Оно одно не забывает их, и то, возможно, только потому, что никогда и не помнило.
Может ли оно помнить? Те яблоки, в которых копилась сладость под его лучами; которые тяжелели, впитывая его свет, и клонили ветви к земле. Те поля, что радовали глаз земледельца. Ту воду в затонах, что нагревалась, как на огне. Те краски одежд, которые так быстро выгорали от его жара. Может ли оно соскучиться, оно, неизменное?
Оно не стало злее, просто изменился мир. Оно не стало злее, потому что не было добрым. Оно давало свет и тепло, а река делала вторую часть работы. И хотя без напарника его работа потеряла смысл, останавливаться не в его характере. Быть может, вода вновь появится когда-нибудь.
Люди построят дорогу через пески и, пересекая высохшее русло, возведут мост. Им скажут, что этот мост лишен смысла. Что сделать насыпь куда рациональнее. Но один из них ответит за всех. Он скажет, когда-нибудь река снова потечет по забытому пути. Он хотел бы оставить этот путь свободным. И еще он не желает рисковать своей дорогой – ведь когда поток размоет насыпь, мост все равно придется строить. Это смешно, скажут ему. Кто может знать, когда вернется река и вернется ли она вообще? И даже если вернется, такая излишняя предусмотрительность сродни легкомыслию, ведь мосты стареют.
А мост все-таки выстроят, и будет он стоять, единственный и уникальный, устои которого никогда не были замочены ни единой каплей воды. Он будет стоять, на удивление проезжающим, которые и не заметят, что пересекают реку. У которой, возможно, даже есть название, но нет того, что составляет сущность всех рек.
Дорога пройдет далеко в стороне от города, ведь время его пробуждения еще не настало. Они буду связаны тонкой извивающейся нитью, старый город и новый мост. Они не будут знать друг о друге, ведь существуют они в разных мирах. Город умер бы, если б дорога прошла через него. А в стороне от дорог другие представления о жизни и смерти.
Вещи умеют ждать; развалины тоже. Если для людей существует только промежуток между началом и концом, то развалины знают еще и время между концом и началом. Собственно, для них это даже и не переход в другое качество, а изменение внешних обстоятельств.
Я не знаю, как это начнется. Никто не знает. Может быть, во время паводка шальной поток каким-то образом проникнет в старое русло, оставляя после себя удивление. Может быть, пройдет долгий дождь, и после него из-под берега выплеснется родник. Может быть, еще что-то. Паводок иссякнет, родник умрет. Но они станут первыми шагами, за которыми будут и другие.
Что-то, конечно, должно измениться. Благорасположение ли судьбы, небесные ли пути звезд, спокойствие ли гор далеко за горизонтом. Петляя по слишком еще широкому для него дну, пробиваясь сквозь песок, исчезая и вновь появляясь, водный поток превратит серую нитку в синюю.
Он тронет спрятанные в земле семена, – семена тоже могут ждать долго. И тогда… В один прекрасный день, – истинно прекрасный, не ради красного словца, – молодой росток тополя на обрыве развернет маленькие нежные листья.
И мне хотелось бы верить, что мост достоит до этого дня.