***

ГРИГОРИЙ КОЭЛЕТ



ДЕТИ КОРНЕЙ

Иерусалим: место, город, общность, жители, дома, деревья, птицы, кошки, собаки, автомобили, стены, воздух, облака. Первые шаги по городу, вторые
шаги по городу, третьи шаги по городу. Нет нас в этом городе.
Нет нас на улицах и нет нас в домах. Мы прозрачные тени. В пасмурную погоду нас не видно. Мы плывём над городом и вновь плывём над городом в поисках места. Я тороплюсь написать, я тороплюсь написать, выпью я кофе и возьмусь за перо. Там за спиной у меня воздух клубиться. Вот и голова моя болит. Выпью я глоточек кофе, шоколадного кофе в белой чашечке. Эти белые листы мне необходимы, чтобы заполнить их словами, которые должны передать смысл, передать смысл всему, что так бесконечно. Я снова хочу родится. Мама я возвращаюсь к тебе. (Леннон, Харрисон, Стар, Маккартни, помогите мне). Возьми меня в тёплый живот мама – кенгуру, у тебя в животике очень уютно.
Тонкая, очень тонкая плоскость города. Лёд проломился, что под ним? – ещё лёд. Ещё раз проломился. Не надо спешить, мы проломимся ещё раз. Это дно, по нему можно ходить. Пока вперёд и назад. Можно по кругу. По крайней мере у нас есть дно. И его можно использовать для движения. Что мешает так это куски льда и обувь промокает.
У нас есть дно, которое постепенно оттаивает и расширяется. Его можно приподнять и что-то увидеть. Более того можно увидеть город из бойниц. Можно услышать птиц. Надо разозлиться, взять всю волю в кулак и обрушиться на преграды. Почему они нам так мешают, столько шума из ничего. Хорошо, что есть что-то похожее на ничего и на нас.
По этой лестнице можно выбраться. Мы уходим и возвращаемся, уходим навсегда, ещё одна попытка успокоиться и вернуться. По этим ступеням можно взобраться на линию горизонта, потому что линия горизонта это линия наших глаз. Я возвращаюсь туда, где нет наших корней. Я оглянулся собакой на преданных друзей. Преданных мне, преданных мной. Что корни болят? Корни это хорошо. В этом песке необходимо пустить корни. Вниз или вверх. Если мы внизу то вверх, а если вверху вниз. Здесь родился ещё один ребёнок внутри саксофона. Время говорить, но некому слушать. Нужно вернуться, здесь были наши шаги. Необходимо опять провалиться. Но только обратно. На границе мрака мы рассмеемся, выпустив воздух. Нам хорошо в огромном кадиллаке.
Это всё. Мы карабкаемся по стене.
Я остаюсь в городе, который меня не узнал. Я сделал первый шаг и затем второй, третий. И вот я двигаюсь. Я двигаюсь вперёд и назад. Я развиваю скорость. Ещё немного, одна остановка, ещё одна и я снова в движении. Мне принесли лестницу, пожалуй, так лучше. Придется карабкаться вверх. Буквы тоже ползут вверх по белой бумаге. Эти буквы я написал. Пребывая внизу. Наверху я проверил, нет ничего. Всё так одинаково и это странно, мы такие сильные, у нас много развитых мышц. Так вот ещё раз выкурил сигарету. Где-то впереди, на гребне стены, саксофонист зовёт нас вернуться в свой город. Как тепло в нём. Он опять повернулся к нам лицом.
Ай! Эйн-Карем. Там у источника я зацепился навечно кудрями в ветвях оливы.
Там Ионатан в золоте саксофона. У маслин такие острые корни, длинные корни в сухой колыбели, длинные корни, их обрубили недавно новые люди. Ведь мы постареем внезапно. Длинные корни длиннее всего на свете. Мы их дети. Дети длинных корней и нет им начала и нет им конца. Длинные корни - это наши братья. Это наши отцы. Длинные корни на дне наших песен.
Наверное, это прозрачность бокала нарушило что-то. Мы не можем вернуться, мощные корни скомкали лестницу дна. Мы обладатели сложного слоя корней. Над нами Стена и Город – спрячемся в Стене, в нише сплетённой корнями. В Городе. В Городе, в центре вселенной. В Эйн-Карем у меня родился сын. Там где Давид прощался с Ионатаном. Ионатан. Он улыбается.