Приднестровская Гиппокрена...

Поэты Прозаики Приднестровья
О волшебном источнике, дарующем поэтическое вдохновение, поведал в своих «Метаморфозах» Публий Овидий Назон. Гиппокрена возникла от удара копыта крылатого коня Пегаса на гор; муз Геликоне. По преданию, пересказанному Овидием, вдохновение посещало тех избранных, кому доводилось отведать «фиалково-тёмной» влаги источника.

Осмысление развития литературы, изобразительного и театрального искусства Приднестровья в ушедшем ХХ столетии и в начале нового века позволяет сделать вывод о культурно-историческом феномене, который явил миру этот край. Настоящую «кладовую солнца» имён взрастило за сто лет знойное, «полуденное» светило: яркие судьбы, дарования, таланты, наконец, гении мирового масштаба… В чём секрет этого феномена, возможна ли попытка литературоведческого, искусствоведческого его объяснения?

В самом генотипе приднестровской земли искони заложен исторически и геополитически обусловленный дух пограничья. Граница — место «взаимоузнавания» культур и народов. Межевая черта, тот самый платоновский «экстазис», откуда творчество делает шаг в незнаемое. «Полуденный» край стал точкой пересечения трёх мировых систем координат — славянского, романского и тюркского миров, здесь происходило поистине вавилонское смешение и взаимовлияние религиозных традиций, наций, этнических культур и типов ментальности.

Гений непобедимого русского духа внесли сюда на своих штыках суворовские чудо-богатыри, и «по монаршему соизволению» заложенная графом Рымникским Тираспольская крепость стала южным форпостом пышной екатерининской империи.

Неизгладимый след в приднестровском генотипе оставила вольная республика Запорожской Сечи. Со времён Ивана Подковы (которому посвятил свою поэму украинский кобзарь Тарас Шевченко) излюбленный казаками плацдарм для заднестровских походов, «полуденная» земля стала временным домом для потревоженного Екатериной II улья Запорожского казачьего войска. Не случайно именно на левом берегу Днестра гибнет гоголевский Тарас Бульба, эпическое воплощение казацкой вольницы, прикрывая уходящих в придунайские степи товарищей.

Сама история диктует возникновение интереса к нашему краю русских литераторов. От Сумарокова и Жуковского до Розанова и Маяковского интерес этот шёл по нарастающей, пока наконец не воплотился в прямое влияние выдающихся представителей т. н. южнорусской, одесской школы на литературный процесс Приднестровья, непосредственное в нём участие. 

«Пустынную страну» Дикого Поля опалило «глагольное» дыхание русских классиков, которые, в свою очередь, именно здесь испытали сильнейшее воздействие тысячелетней романской культуры, южнославянского и восточно-романского фольклора. Достаточно назвать уже упомянутое нами в начале имя автора «Метаморфоз», «Искусства любви», «Понтийских элегий» Овидия Назона, любимого Пушкиным античного поэта. Как известно, творчество «святого старика», по одной из версий, писавшего свои скорбные песни не в городе Томы (теперешняя румынская Констанца), а в Тирасе, на берегах Днестра, вдохновило Пушкина на создание поэмы «Цыганы» и гениальных отрывков из «Евгения Онегина».

И вот своеобразная эстафета вдохновения: именно в «краю полуденного солнца», летом 1854 года Лев Толстой прочитал поэму «Цыганы» и записал в дневнике: «В Пушкине… меня поразили Цыганы, которых, странно, я не понимал до сих пор». Так происходит духовное «взаимопознание» Толстого и Пушкина, Альфы и Омеги «золотого века» русской литературы. С поразивших его «Цыганов» начинается романтическая линия в творчестве Льва Николаевича Толстого — «кавказские» повесть «Казаки», рассказ-притча «Кавказский пленник» и, наконец, повесть «Хаджи Мурат».

Истоки Приднестровской Гиппокрены берут своё начало и в романской культуре, правопреемнице достигших высшего расцвета античных цивилизаций. Богатейшие традиции молдавской литературы, восходящей к великим книжникам Григорию Уреке и Мирону Костину, творчество молдавских классиков XIX века: Василе Александри, Михая Эминеску, Иона Крянгэ, Георге Асаки, Константина Стамати и других — эта благодатная почва подготовила появление в Тирасполе в 20-е годы XX века целой плеяды талантливых литераторов, пишущих на молдавском языке. Творившие в нашем городе первый председатель писательской организации фольклорист Павел Кьору (Киор-Янаки), поэты Леонид Корняну, Михаил Андриеску, Нистор Кабак, прозаики Лев Барский, Думитру Милев, Мозес Кахана, Ион Канна, Никита Марков являются основоположниками молдавской советской литературы. В период её «восхода» особенно проявилась теснейшая взаимосвязь с послереволюционной украинской литературой и «южнорусской» школой. В Одессе 1 мая 1924 года при газете «Плугарул Рош» было создано литературное объединение «Рэсэритул» («Восход»), члены которого впоследствии организовали в Тирасполе Союз писателей МАССР. В Харьковской литературной студии в 20-е годы XX века вместе с нашими тираспольскими литераторами оттачивали своё искусство такие выдающиеся мастера слова, как продолжатель традиций Тараса Шевченко украинский поэт Павло Тычина, русские советские писатели Валентин Катаев, Юрий Олеша, поэты Владимир Нарбут, Эдуард Багрицкий и другие.

Напомним, что выдающийся русский поэт-акмеист, журналист и издатель Владимир Иванович Нарбут, организатор литературного процесса в советской Новороссии, с апреля 1920 года руководил ЮгРОСТА — колыбелью «южно-русской школы», а в 1921—1923 годах находился в тогдашней столице Украины — Харькове, возглавляя Радиотелеграфное агентство Украины (РАТАУ). Именно в Тирасполе в 1920 году Нарбут — один из самых загадочных поэтов ХХ столетия — написал завораживающие строки «Неровный ветер страшен песней…», открывающие его знаменитое стихотворение «Октябрь».

Вершинного развития художественная словесность на молдавском языке достигла в XX веке в творчестве литераторов, имена которых неразрывно связаны с Приднестровьем. Годы творческого становления и учёбы провели в нашем городе поэт-фронтовик Симион Моспан, погибший в годы Великой Отечественной войны, замечательный незавертайловский поэт Николай Цуркану. В Тирасполе выпустил в свет свой первый поэтический сборник Петря Крученюк, а впоследствии книги поэта издавались многотысячными тиражами по всему миру, переводились на многие языки, в том числе на русский — Анной Ахматовой и Михаилом Светловым.

Приход нового столетия «сажу вдруг стряхнул дремоты с припухших красноватых век» истории, как написал об этом Владимир Нарбут. ХХ век преломил чернозёмом пахнущий, до поры остывавший в печах истории каравай, который в 1792 году собственноручно замесил создатель и единственный действительный академик «науки побеждать» Александр Васильевич Суворов. История ворвалась на сонные тираспольские улочки, подобно летучей коннице Котовского, и из-под копыта её крылатого скакуна забил «фиалково-тёмный» источник Гиппокрены.

Бешеный «век-волкодав» с его захлестывающим накалом страстей человеческих, громадьём открытий, с его вселенскими историческими надрывами, подобно Колкотовому разлому, в одночасье явил пласты временных эпох, стёр грани между прошлым и будущим, втянув историю в неистовый круговорот настоящего.

Время лишилось своих краеугольных характеристик, превратилось в фикцию, как на холстах гениального тираспольчанина Михаила Ларионова, в новейших примитивистских или «лучистских» живописных решениях которого вдруг явственно проступили реликтовые наскальные рисунки и многовековые традиции русского лубка. Лишилось своей незыблемости само понятие «современность». Неожиданно современной оказалась библейская символика в живом отклике на революцию поэта Владимира Нарбута, и тяжеловесная новозаветная поступь зазвучала в шаге его «Октября». Необычайной злободневностью дышит конфликт мировоззрений в рассказе «Два таланта», почти век назад написанном уроженцем Тирасполя, известным болгарским писателем Георгием Стаматовым, и в остро актуальный, пронизанный сатирой символ превращается «здоровенная свинья» у ног живущего по принципу «жизнь — это зверинец» Линовского в финале рассказа. И вдруг удивительную композиционную, содержательную, а главное — идейную созвучность обретают разделённые вековой бездной рассказы Думитру Милева «Стэнеску» и «Анишоара» Инны Ткаченко.

Такая глубинная преемственность может быть объяснима лишь одним: принадлежностью к единому литературному процессу, духовной общностью под сенью одного источника вдохновения. Речь идёт именно о литературном процессе, сложно, но многогранно и плодотворно развивавшемся здесь на протяжении ХХ века, уникальном культурно-историческом явлении со своими особенностями, со своими достижениями, яркими именами. Поступательную динамику этого вдохновенного процесса, первая волна которого воплотилась в творчестве плеяды Союза писателей «Рэсэритул», не смогли прервать ни репрессии, ни Великая Отечественная война, ни тяжёлые годы возрождения страны из пепла.

По-разному складывалась творческая судьба «поколения 1945 года». Петря Крученюк получил мировое признание и стал классиком ещё при жизни, стихи Николая Цуркану и Ореста Высотского можно считать «возвращённой» литературой, они только начинают звучать в полный голос.

Здесь опять наглядно проявляется зыбкость временного среза хронотопа Приднестровской Гиппокрены. Владимир Афанасьев и Борис Челышев, в составе передовых частей советской армии освобождавшие приднестровскую землю от фашистов, — активные участники новейшего литературного процесса. Расцвет творчества поэтов второй, «военной» волны — Николая Фридмана, Бориса Крапчана, Петра Илюхина — приходится на временной отрезок конца 60-х — конца 80-х годов ХХ века. Этот период, который можно назвать «двадцатилетием “Взаимности”», неразрывно связан с именем поэта Анатолия Дрожжина. Именно с появлением в Тирасполе в 1975 году и приходом в тираспольское литературное объединение Анатолия Сергеевича «Взаимность» превращается в творческую лабораторию, гумилёвский «Цех поэтов», во многом определивший направление развития «третьей волны» Тираспольской Гиппокрены. Сам Анатолий Дрожжин по праву может считаться младшим представителем «военного поколения». Ещё в детские годы впитанный в подсознание запах гари и пороха неотрывно следует по пятам за памятью поэта, страшные рубцы, оставленные войной на детском сердце, становятся «мотивообразующим» стержнем всего творчества Дрожжина, от которого берут своё начало сокровенные его темы созидательного труда, деревни и города, даже жесткая, «непримиримая» гражданская лирика последних лет.

И всё-таки, несмотря на кровнородственную связь с военным поколением, Анатолий Дрожжин в первую очередь зачинатель новейшей литературной волны. Сам он именно здесь формируется как мастер. Мускульное, волевое творчество Дрожжина, подхватывая брюсовскую, «трудовую» линию в русской поэзии, следуя образцам русской «традиционной» поэзии, и прежде всего творчеству Александра Твардовского, тем не менее обретает свою неповторимость: зримую до осязаемости пластику, простую, но одним штрихом поражающую метафору.

«Бытийная», «почвенная» интонация Дрожжина оказала определяющее влияние на современную приднестровскую поэзию, которая развивается, в любом случае соотносясь с дрожжинской поэтической картиной мира, или принимая и развивая его традицию, или отталкиваясь от неё, вступая в своеобразную полемику. К интереснейшим выводам приводит прочтение тираспольских авторов в проекции дрожжинского наследия. Так, при внешнем, «техническом» следовании традиционализму, впрочем, значительно расширяя границы используемых поэтических средств, качественно новые идейно-тематические пласты поднимает в своем творчестве Владимир Полушин — тираспольский поэт, ныне проживающий в Москве. Зримый, осязаемый, вещественный мир для него — лишь ступенька, от которой можно сделать шаг в незнаемое.

Исследование бездны душевной, напряженные духовные поиски лирического героя — таковы векторы развития в поэтическом мире Владимира Полушина. Именно это, духовное начало стало определяющим для богоискательской поэзии Татьяны Ильевич, пронизанной созерцательной благодатью лирики Натальи Решетник, «духовных» стихотворений Сергея Багнюка, «экстремально» искренних миниатюр выпускницы Литературного института им. А.М. Горького Виктории Мозер. Апогея этот духовный поиск достигает в творчестве выпускника Высших литературных курсов при Литинституте Андрея Варфоломея, который обращается к  корневым смыслам мироздания, мифологической первооснове жизни, черпает вдохновение в первозданной стихии скоморошьего, песенного русского и общеславянского фольклора.

Неповторимость, несмотря на корневую сопричастность единому литературному процессу, яркий индивидуализм в выборе тем, в технике воплощения авторских идей и замыслов — вот, пожалуй, одна из определяющих характеристик новейшей приднестровской литературы. Духовная поэзия Сергея Багнюка, батально-жёсткое и одновременно чуткое к каждой боли человеческой, гражданственно-пафосное слово Александра Вырвича и Леонида Литвиненко, щедро наделённая «зноем чувства» женская лирика Ольги Молчановой, незамутнённые, по-детски светлые, как извор (по-молдавски — родник), стихи Галины Гурски. По-цветаевски, обнажённым нервом, электрическим всплеском достигая экстремы переживания, работают над строкой Ольга Сизова и Ольга Выхованец. Галантно, по всем правилам куртуазии, словно таинственную незнакомку по анфиладам Зимнего дворца, ведёт свою музу к парнасским высотам Владимир Ахмеров.

Особое место на поэтическом небосклоне Приднестровья занимает поэзия Анатолия Якубенко, скупые данные биографии и творчество которого невольно наводят на сравнение с трагической судьбой автора гениальных строк «смеюсь сквозь слезы…» Франсуа Вийона. За кажущейся безыскусностью ритмики стихотворений Анатолия Якубенко скрывается живое дыхание естественной интонации, которая и есть суть истинной большой поэзии.

Глубоко реалистичное по своей сути осмысление дня сегодняшнего проступает в прозе днестровчанина Валерия Кожушняна, дубоссарца Юрия Анникова. Извечную тему «функционирования» нравственного механизма в сердцах человеческих исследует в своём «взрослом» творчестве выпускница Литературного института им. А.М. Горького Инна Ткаченко, уже достаточно известная в России как автор произведений для детей. Таковы повесть Инны Ткаченко «47-й скорый» и рассказ «Анишоара». И будто не минуло столетия с того времени, когда Думитру Милев писал своего «Стэнеску», и словно по одной железной дороге держат свой путь персонажи двух рассказов, разделённые вековой бездной.

Серьезной заявкой на обретение своего, неповторимого голоса в литературе можно считать первые публикации участников молодёжной литературной студии «Лоза» Оксаны Димитраш, Ольги Пшеничной, Ольги Николаевой, Алисы Ирбис. Творчество «лозинцев», уверенно пробующих себя и в поэзии, и в прозе, и в критике, позволяет с уверенностью смотреть в будущее приднестровской литературы.

На протяжении всех этих десятилетий развитие художественного слова в Приднестровье рука об руку шло с развитием театра, изобразительного искусства. Наглядный пример такой взаимосвязи: днём рождения Молдавского государственного драматического театра считается 7 ноября 1933 года. Именно в этот день в Тирасполе впервые был сыгран спектакль «Бируинца» («Победа»). Примечательно, что эта пьеса считается первым оригинальным драматическим произведением в молдавской советской литературе. Её автор Самуил Лехтцир (1901—1943), член Союза писателей МАССР, вместе с Думитру Милевым был делегатом 1-го съезда советских писателей, который состоялся в Москве в 1934 году. Сегодня стезю своих предшественников самобытно продолжает тираспольский драматург Евгений Зубов.

Яркий гений Михаила Ларионова, который оставил неподражаемые образцы в живописи, книжной иллюстрации, сценографии, многогранно отображает сплав, взаимодействие направлений творчества, под знаком которого развивалась и продолжает развиваться культура Приднестровья. Символично, что именно тираспольские литераторы стали инициаторами проведения на малой родине выдающегося художника целой серии культурно-просветительских акций, приуроченных к 125-летию «отца русского авангарда» Ларионова, широко отмечавшемуся в 2006 году во всём мире под эгидой ЮНЕСКО. Среди творческих итогов этого проекта — издание сборника «Приднестровье, ХХ век», богато иллюстрированного, наиболее полно отражающего развитие литературного процесса «земли полуденного солнца», а также выход в свет литературной серии «Тирасполь», в оформлении которой были использованы образы ларионовских полотен.            

Конечно, постижение всей полноты глубоководного, неудержимого, как мглисто-зелёные воды Днестра, потока Приднестровской Гиппокрены — сверхзадача, которую ещё предстоит решать литературоведам и искусствоведам.

Немецкий романтик, любимый писатель Достоевского, Теодор Амадей Гофман дал одно замечательное определение: «Романтизм — это бесконечное стремление». Пусть каждое достижение поставленной цели будет лишь возможностью увидеть новые горизонты, и пусть источник творческого вдохновения на приднестровской земле будет неиссякаем.

Роман КОЖУХАРОВ

Материал скопирован с сайта издательского дома "Литературная учёба" (ЛУ №4/2009):

Изображение:
http://profvesti.org/2012/03/12/7735/