Слабый пульс твой
неровно дрожал под моими пальцами
от всей выкуренной в этот вечер дряни.
Ты не руками меня обнимал тогда,
а оливковыми ветвями.
Отливали-ковали в два молота
серебристую цепь из дыма
заторможенными движениями
от твоего виска до моей ключицы.
Позвоночником чувствую –
мне с тобою увидеться не случится,
и от этого всё нутро
серебристо так холодеет, стынет.
Лоб пробит поцелуем твоим шальным,
как шальною пулей, как пчелиный улей,
голова открывает закоптившийся мыслеход.
Не найдя ничего, на чём можно было бы
переправиться через вязкую липкую жижу
моей любви к тебе, переходишь вброд.
Ну а я, когда буду иметь такие же
стёкла увеличительные под бровями,
как ты небосвод увижу,
как и та, твоя самая, научившаяся смотреть,
только не ограниченный небосвод,
ограниченный шляпы чужой полями,
а огромное небо, всемирную круговерть.