Опережаю: Боже сохрани,
Твоих детей, твои святые дни,
Твой чёрный куб, запрятанный в чулане,
Под кучей банок, сеток и белья,
Под гроздью лука ялтинского для
Бесед невыходными вечерами.
Укутав в шерсть свой недвижимый стан,
Ты перечислишь к слову много стран
И не заметишь, как целуют руку.
И, лебедей заслав по окружной
Движеньем пальца, вспомнишь Томск ночной
И ту метель и верную подругу.
Желанный плод, напоминавший мир,
В котором схватка трагиков и лир,
(В тяжелой голове трещат поленья).
На огороде пыль в ушах, в глазах,
И лик нечёткий в ярких небесах,
Тупая воля, стёртые колени.
Теперь ты дома: платья, хрустали,
На стенах Айвазовский и Дали,
Растущий крой плодоносящих мыслей -
Цена возврату в вечность (в отчий дом)
Как отповедь иллюзии о том
Июньском дне скоролетящем, низком
И настоящем больше всех святых
На человека. Контур глаз родных,
Так чёток, так могуч и так мерцающ.
И шар вселенной лампою в саду
Качается над вами. За версту
Ни капищ, ни базаров, ни ристалищ.
Сойти с ума черешнею в руке,
Иль каплей пота на его щеке
Иссохнуть - недвусмысленная мина.
Наверное, из дома ничего
Не пропадёт, пока летит его
Звезда на нити, прикреплённой к клину
Безликих журавлей, от нищеты,
От смерти иль иной какой беды,
Ночуя у погостов, полустанков.
А у тебя в дому копна свечи,
Разбросив по столешнице лучи
Лелеет непреложные константы
Твоих имён живых и неживых,
Твоих творцов: твоих людей родных,
Не изменённых ни огнём, ни бурей,
Не ставших в небе бледною золой,
Не заслонивших словом свет дневной,
Не потерявших разум в склепе фурий.
Благослови земли святую кровь!
Рождение твоё мы встретим вновь,
По прежнему - в покинутых деревнях.
И вечность обнажит своё лицо,
Флакончики с серебрянной пыльцой
Развесив на сентябрьских деревьях.