Ты замечаешь: когда по изнанке дня
кто-то крадётся на сердца неровный звук,
воздух сгущается, и не имеет дна
пропасть, которая прикосновеньем рук
раньше делилась на десять игривых "нет",
сто "может быть" и на тысячу сладких "да".
Мёртвые бабочки лиц, словно белый снег,
дружно слетаются, чувствуя запах льда.
Звуки рождаются, падают в темноту
и отражаются эхом от гладких стен.
Бабочки мягко касаются нервных струн
и загоняют мурашек подальше в тень.
Рвётся дыхания нить у излома рта,
иней сцепляет ресницы у самых век.
Бабочкам нравятся: слёз золотой нектар,
боли соцветия, сладкие тропы вен.
Белые простыни, словно большой торос,
камень подушки зажали зубами лет.
Каждая бабочка - это немой вопрос,
каждый из нас сокровенный таит ответ
где-то внутри. Не привязанный к полюсам,
вертится компас, ища по привычке юг.
Мёртвые бабочки усики тянут к снам,
кажется им, что во снах они оживут.
Время бежит через сито часов, слегка
с ритма сбиваясь - "сей...час...", и уже окна
робко касается, силы набрав, рука,
чтобы наполнить рассветом - замёрзших нас.
Луч, пробираясь по комнате, плавит лёд.
Бабочки мечутся, бьются, крича без слов.
Пульс учащается, льётся по венам мёд,
веки дрожат и сквозь пальцы бежит тепло:
это - весна.
Это значит, что скоро сныть
вскроет побегами грязный гнойник зимы.
Знаешь, всё чаще я вижу цветные сны:
как превращаемся в бабочек -
в белых, прекрасных бабочек -
вдруг превращаемся мы...