С.
Сегодня я получил рецензию от некоего критика на мой рассказ «Курт Воннегут на Гавайях» ( http://www.stihi.ru/2011/05/26/3652 )
Вот сама рецензия.
Прочитал рассказ два раза: первый – урывками на работе, второй – спокойно дома. Впечатление не изменилось. Санто, вы, конечно, знатный писун. Рука мастерская, стиль яркий, индивидуальный, образный, объёмный. Но сама формовка материала... Вы спрашиваете, что кидается в глаза? Вот это и кидается – лоскутность, пэчворк. Мало алмазики отшлифовать, надо ещё создать из них композицию, чтобы получился ювелирный шедевр. Из-за разобщённости частей рассказ разваливается, все они хороши, но не стыкуются по стилю и содержанию (пазлы не сходятся). Такое ощущение, что в рассказ были вставлены придуманные отдельно заготовки (записки редактора, ночная жизнь Элизабет, перелёт). Они даже написаны в разных стилях и разным языком. Это конечно выгодно характеризует автора, как очень многоприёмного писателя, но законы композиции дают цельность произведению. Очень хорош Гавайский кусок именно за счёт текучести, сразу заиграл великолепный язык (каламбурчик получился). Ещё. Одному персонажу (Элизабет) уделяется слишком много внимания, а кто такая Крис вообще не понятно, хотя это персонаж переднего плана.
Хотя в целом мне понравилось, это правда.
Рецензией я остался доволен.
Хороший, значит, рассказ, зря я волновался.
Ответил:
Вот что думаю примерно, по пунктам:
В отношении знатного писуна – скажу сходу, что оценка неверна – она завышена.
Ибо в мои годы, отягощенные багажом рукописей, знатность на нуле.
Поэтому тональность общего суждения, завышенная в сторону знатности, споткнулась об эфемерность этого возвышения и покачнула весь дальнейший ход аргументов влево от истины.
В отношении лоскутности и разобщенных частей, а так же разных весовых категорий персонажей от Элизабет до Крис, должен отметить: я не подписывал с читателем контракта, обязующего утюжить мои лоскуты и взвешивать на чашках Фемиды дозы внимания к моим персонажам.
Мне неинтересны эти задачи, и тем более их условия. Я хочу уделить Элизабет больше внимания, чем Крис, потому что именно она замутила весь фарс ситуации.
Возникшая нелепость – результат ее личности, что должно ощущаться вкусово, а не поясняться умственно. (Вот из-за этого, случилось вот это.)
Здесь повествовательная часть заменена картинкой.
Элизабет дана кинематографично, не описана, а скорее показана яркими кадрами.
Разные стили и разный язык – это мое отношение, в котором отсвечивают разные люди и ситуации.
Мне неинтересен одинаковый стиль и однообразный язык, и даже сама личность, обладающая всем этим богатством однообразий.
От впечатления вашего на меня пахнуло нафталином совковой школы, где из каждой строки вылетала моль:
Я черная моль
Я летучая мышь.
Это, конечно, секси.
Но у меня возникло чувство, что все это я уже слышал. Должен признаться - не испытываю ностальгии по тем единогласным временам.
Каждая Ваша, бесспорно логичная, строка заталкивала меня своими правильными буквами в душный шкаф, где я должен соглашаться с Тарасом Бульбой,(что убийство сына – это правильный поступок) я написал в своем школьном сочинении – нет! И был исключен из школы. (это к слову)
В смысле критики – обменяюсь с Вами отношением к произведению как к таковому, чтобы наладить хоть какое-то взаимопонимание.
Я могу взять любое произведение Достоевского и сделать из него отбивную котлету.
Могу выглядеть очень умным и наблюдательным, на фоне нервного и сбивчивого Федора Михайловича.
Но я никогда не стану им и не улучшу его.
И, как бы неврастенически он ни звучал – это он и больше никто. И таким, как есть, он интересен.
Вот это ключевое слово ИНТЕРЕСЕН – для меня главный критерий любого произведения, любого человека и любого явления.
Рассказ может быть гладким, или сбивчивым, или каким угодно, его единственная обязанность по контракту с читателем – быть интересным.
Мысленно я прошел по Вашим недовольствам и исправил согласно им свой текст.
Вероятно, и даже скорее всего, вы правы, но правильность Ваша своей школярско-скучной, душноватой и примитивной правотой портит рассказ.
Его живость, вкус, его воздух.
Для вашего удовлетворения, из уважения к Вам, я могу показать на письме, как будет выглядеть история, последовательно выстроенная согласно вашим замечаниям.
Но она уже, конечно, не будет моей, в ней почти не останется меня, но зато Арнольд Палыч (тот самый учитель, который не позволял считать, что убийство сына это чума) остался б доволен.
Л.
Знаете, Санто, что мне вспомнилось в связи с этим?
Есть у меня знакомая. Большая умница. У неё хороший русский язык. И с мозгами всё в порядке, и с юмором. И вообще интересный, мыслящий человек – и просто хороший человек.
Но она никогда не будет писателем. Потому что творческое начало в ней зашорено, зажато какими-то стандартными представлениями. Полёта ей не хватает. Раскрепощенности, стихии!
Знаете, как я это поняла?
Давным-давно, когда мои девочки ещё учились в школе, я пожаловалась ей (этой подруге), что моей старшей дочке снизили оценку за сочинение – за то, что она из одного сложноподчиненного предложения сделала два. Она разделила точкой главное и придаточное. Что-то там было про море. Дословно не помню, но принцип был такой – дочь написала как-то так:
"И тогда он пошел к морю. (Точка.) Потому что только море могло понять его".
Я возмущалась, доказывая, что это – не ошибка, это выразительность, что это право автора и т.д. (Позже я то ли узнала, то ли вспомнила, что прием разбиения предложения на части называется парцелляцией.)
А она стала мне доказывать, что учительница права. Это же не художественное произведение, а школьное сочинение. Значит, надо следовать правилам. Раз сложное предложение, то между его частями должна быть запятая. Как можно отрывать придаточное от главного? И т.д.
И мне стало скучно. Это к слову о правильности.
С.
Любушка, дорогая, думаю, вы понимаете, что рецензия критика укрепила мое отношение к Вам еще больше.
По сути этого письма вы можете увидеть матрицу моих обычных взаимоотношений с редакторами.
Это какая-то борьба систем и способов мышлений, которая, как правило, не приносит пользы произведению.
И этот нонсенс поражает меня, так же как поражает тот факт, что безупречная грамотность моей подруги не приносит пользы даже моему чудовищному спэлу.
Одиозность результата ее правки в том, что ее грамотность убивает жизнь текста.
Никогда читатель не наслаждается правописанием рассказа, понимаете?!!!
Это не значит, что ошибки украшают.
Но Ваша чуткость умеет привести в гармонию и то, и другое, найти согласие ткани произведения с индивидуальностью автора.
Моя младшая дочь обладает природным литературным даром.
Все, что я могу сделать для нее, – это оказывать влияние на ее общее развитие, углублять и формировать вкус, расширять ее культуру, но не направлять перо.
Чтобы она не стала похожа на меня, чтобы сберечь ее неповторимую, ярчайшую индивидуальность. Я даже боюсь ей сказать об этом даре.
Дышит им и не замечает, а заметит – стараться начнет, подражать.
Критика – тонкая сфера, в ней первична не обида, а понимание критикующим самого объекта своего внимания.
Вы единственный человек (осознаете ли это?), который в критике занят произведением.
А не собой (какая я умная), или автором (я права, а не он).
Вы не самоутверждаетесь в своей критике, а именно хотите улучшить произведение, выиграть для него. Это потому у вас так получается, что Вы любите иных авторов больше себя самой.
Умеете любить другого, на память любить другие стихи. Понимаете?
А этот правильный шкаф с молью…
Моль, не убьешь даже нафталином, потому что избавляясь от одного, погибаешь от другого.
Это замкнутый круг!
Л.
Санто, я просто купаюсь в океане своего редакторского самодовольства! :)
Но то, что вы сказали о моей правке – это правда. Это я подтверждаю без всякой ложной скромности, потому что только вчера я одному человеку говорила о своей правке практически то же самое. Сейчас найду и процитирую.
Вот, нашла:
«Я думаю, что дело не в моем таланте редактора (хотя, наверно, у меня есть какая-то способность чувствовать форму и придавать композиционную стройность), а в том, что мне дорог и понятен сам автор, поэтому я к его текстам отношусь бережно, не кромсаю их, стараюсь уберечь лучшее и просто состричь с них лишнее».
Ведь сказано то же самое, верно?
То, что автор со мной согласен и воспринимает это так же – это мне подарок.
С.
Да, забыл сказать Вам.
ОДА ТОЧКЕ!
"И тогда он пошел к морю. (Точка.) Потому что только море могло понять его".
Точка нужна.
Здесь эта точка передает чувство.
Она работает не только как разделяющий предложения знак.
Она влияет на эмоциональное восприятие текста.
Не только помогает передать читателю состояние героя, но и характеризует его.
Обогащает текст.
Поясняю:
«И тогда…. (видимо, что-то случилось, и в результате этого случившегося он пошел к морю).
Он хотел туда, где стихия, где жизнь и движение, говор волн.
А еще, он хотел туда….. потому что море могло понять его».
Вот эта точка (кагбэ не уместно разделяющая это одно предложение на два) косвенно передает, тот факт, что он пошел к морю не только, потому, что оно могло понять его, а еще и ради него самого!
Он пошел к его жизни, к его запаху и звуку, но еще и потому пошел, что оно могло понять его.
Эта точка передает ощущение (кроме того).
Он пошел к морю (оно такое и такое). Но, кроме того, оно могло понять его.
Здесь точка волшебно работает на передачу духовного родства между личностью героя и морем, как стихией. Личность и стихия!
Только оно могло понять (ключевое слово «только»), без моря герой одинок – только оно укрощает его одиночество своим пониманием.
Он пошел не только потому, что море могло понять его, а еще и потому, что оно само по себе созвучно ему.
Точка несет две мысли: ДУШЕВНУЮ СОЗВУЧНОСТЬ И ГОТОВНОСТЬ ПОНЯТЬ.
Т.е. созвучность героя с морем. (ТОЧКА) И поэтому – готовность моря его понять.
Без точки передается только способность понимания.
Из двух причин, которые его привели к морю без точки – остается одна.
Понимаете, глубину, игру и волну этой точки?
Убрать ее – значит, все волнение, которое она передает – урезать!
И что мы получаем в результате этой правильной правки?
А то, что такую живую точку варварски превратили в обыкновенный знак препинания!
Я не позволю обокрасть эту дивную точку!!!!
Не дам дибилизировать ее нормативом правки.
(Да, бывает, случается, что самая нормальная нормальность дебилизирует своей нормальностью.)
В этом факте заключен нонсенс не осознающего себя потребительского хамства.
Все хотят гения (т.е. пожинать плоды гениальности).
Но при этом чтобы сам гений был удобен, то есть нормален.
Что б он расставлял нормальные точки, и ухитрялся, при этом выдавать сверхнорму воздействия своего текста.
Но если гений будет нормален, как все, то и продуцировать будет, то же, что все.
И тогда эти все не смогут пожинать плоды его гениальности, которые им так вкусны.
В этом толпа потребителей противоречит сама себе!
Деликатесы не готовятся по правилам (что это такое – утка с яблоками? – несочетаемое сочетание, сладкого –солееного, которое и создает деликатес, т.е. гениальный вкус!)
Я с вами, друг мой! Я за точку!
Решительно я не отдам эту точку.
Нет!
Пусть мой критик и ваша знакомая радуются и гордятся своими правилами, все такие правильные и правые!
А мы герою вернули море, не только как источник взаимопонимания, но и как часть его самого!
Можете так и передать!
ТОЧКА!!!!
Бож, я люблю эту точку!!!!!