Невзирая на то, что ещё не проснулся день,
на Финляндском вокзале обычная беготня.
Мама тащит продукты и прочую дребедень,
и ещё умудряется как-то нести меня.
В электричке сегодня хватает свободных мест.
Выбираю, естественно, лучшее — у окна -
и послушно сижу, понимая - Средний проезд
за святое терпенье меня наградит сполна.
Он ведь тоже всю длинную зиму один скучал -
в тонких венах канав одиночество вмёрзло в лёд.
Но в апреле оттаял, подставив косым лучам
осторожного солнца, живот, как весенний кот.
...Комарово. До дачи пешком – километра два,
а для детских шагов – расстояние до небес.
Но в пути утешает, играя со мной, трава
и прохладную тень бескорыстно дарует лес.
Развалившись лениво на пеночкином гнезде,
шаловливо прищурило солнце лукавый глаз...
Мы идём по дороге туда, где проворный день
бесконечного лета уже ожидает нас.
* * *
А мне б туда — в заросший старый сад,
в жужжанье пчёл и в гомон воробьиный,
туда, где по утрам звенит роса
на черноплодной гордости рябины...
Мне впиться бы зубами в тёплый мёд
украденой антоновки соседской,
а на границе леса, где растёт
брусничная династия,
по-детски
от счастья завизжать, увидев клад -
нарядный боровик, одетый в бархат
и тёмный пень с узором из опят,
похожий на корону патриарха...
Обнять бы мне сосновые стволы,
с густыми облаками на макушках;
вдыхая пряность солнечной смолы,
испрашивать пророчества кукушки...
И снова босиком войти в закат,
где машет дом ресницами из тюля,
и слушать, как мурлычет сонный сад
вполслуха колыбельную июлю.