Размытым фонарям
В заплывшие глаза
Плюнуть.
И на пустой вокзал
Нетрезвым и в слезах
Дунуть.
Вскочить в вагон ночной
Зудящей и пустой
Т-рички.
Сломать последних две
Сырых, - «Аццстой!»-
Спички.
И так и не втянуть
В себя сумбур,- какой?, -
Пятой?..
Там в тамбуре уснуть,
Под громкий стук колёс
Ватой...
Проснуться за «Лесной»
Где строгие молчат лица.
Где словно прут стальной:
«Привет тебе, браток!...
Повремени чуток!..
Ну как там, бля,
Живется, бля?..
Аля улю..
Те говорю..
Ну как,
Пацак?..
Ни так ни сяк?
Те говорю..
Э....
А, чо?..
Ага?..
Да по рублю..
Так чё?..
Да ничё!..
Ну как,
Ваще ништяк?..
Ну, как?...
Слышь как?..
В натуре как
Живешь, моя столица?!»
Отдать им всё
Шмотьё
Своё
И на все «Ё!»
Твердя
Своё
(Юля
Как ****ь,
Как попадья)
«Спасибо!.. Я...
Да мужики ж!..
Ну не с руки ж!..
Да я, да бля..
Да сам, да я ж...
Данихуяж...
Ребят, для вас...
Чтонинаесть-
Рабочий-класс..»
И драма ночи той пустой
На дальней станции простой
Там в три утра,
Уж будь добра,
Лежи навек
-- И ныне, и присно, и во веки веков! --
Сокрыта.
Потом всё хлюпать тихо под стеной,
Как маленький, хмельной
Мальчик.
А утром маме позвонить домой
В Нальчик.