Сгущалась тьма, а я всё шла вперёд. Надеялась на лучшее и чудо. И подо мной ломился тонкий лёд, и пули слепо тыкались в живот, и дичью мир хотел меня на блюде - изломанной, покорной и слепой, запутавшейся, брошенной, забытой... Назло я обрастала скорлупой, в виски стучало - детка, только пой, в виски стучало... дверь была открыта.
И на меня охотились толпой.
Обрезы, вилы... Что ж, я им в лицо смеялась, обезумев от надежды. Я знала - им не взять меня в кольцо, я им не по зубам, в конце концов, никак не перегрызть мой медный стержень. Да, медь, всего лишь медь, не серебро, меня не перелить на чудо-стрелы, меня не разметать на семь ветров, меня не подманить чужим добром, меня ничем, никак не переделать.
Я вся - его то_самое ребро.
Я вся - его то самое. Молчит. Уж как умела, так и защищалась. Я научилась путать след в ночи, носить свою язвительность как щит и как копьё метать чужую жалость. Я все свои десятки слабых мест омыла кровью мёртвого дракона. Я так боялась, что не справлюсь без, что он ни разу - вот широкий жест! - за весь наш бой вообще меня ни тронул!
Не девственниц, наверное, не ест.
Не девственниц, которым - что теперь - давно перевалило за семнадцать. Которая - ты веришь мне, ответь? - с ним билась не на жизнь и не на смерть - на спор: а ну, слабо не разрыдаться? Слабо не разломиться пополам на первом же "О боже, как мне больно"? Я сто очков любому в этом дам. Я королева (королева драм!)... И вовсе я не "чересчур спокойна".
Со мною всё в порядке будет, мам.
Мам, ты не бойся. Я же не боюсь. Как с великом - смотри, я правда еду! ...Проплачусь, успокоюсь, перебьюсь. Немножко поиграю - и вернусь. Прям к ужину. А может и к обеду. Как в детстве, дуть на ложку - горячо, за папу-маму-котика-щеночка, сидеть, уткнувшись лбом в твоё плечо, долой панамку - мне не напечёт, такие дни - они наперечёт...
Всё будет хорошо. А как ещё?
Ты вырастила сильную, и точка.