По свету странствуя, сообразил я вскоре,
Что можно не всегда потворствовать своей судьбе,
Взбираясь каменистою тропой, предчувствовать лихое горе,
И тем не менье, продолжать свой путь земной к тебе.
Сомненья ни к чему, их прочь гоню я без стесненья.
Ведь сердце храбреца сметет любые частоколы неудач.
Одно лишь движет мной: любви далекое и нежное свеченье.
И профиль твой взирает издали в туманной мгле, я слышу смех и плач.
Мой путь далек и странствия его не разделимы
С затейливым умом моим, что думой о тебе отягощен.
Плывут чужие лица, окна, и дороги мимо, мимо,
А я по-прежнему тобой одной в смущеннии пленен.
И грусть в моих глазах,что все доселе вкруг сжигала,
Крушила, резала, колола, и уничтожала,
Смирилась тотчас же, как прилетел божок,
Рука его стрелу любви сжимала,
И свел меня с ума, вонзив ея под мышечный мой он сердечный бугорок.
И я воспел любовь и красоту воспел и понял, что иду маршрутом заповедным -
Ищу ея одну по тем особенным приметам,
Что сердце восхитят, душевных струн затронувши при этом!
И были на пути моем предательства и честь и слава, и бои и пораженья.
Все предугадывало то, что близится момент Прекрасного Свершенья:
Уже я облик тот таинственный и трепетный рисую,
О, мудрая Планида, приближаюсь к ней и сам же я бунтую:
Бунтую от того, что жар ланит ее горит как пламя.
Однако же, признаюсь честно между нами,
Что сей же час привязан буду к ней, как чародей к алхимии своей!
Мне ж по душе всегда была напутствием свобода.
С любимой вместе я готов умчаться ввысь, под балдахины небосвода.
И тем же часом одному потом мне снова стать уместней,
Чтобы в мечтах о милой вновь писать любовные ей песни.
Так что же выбрать в странствии своем к единственной и незабвенной?
Останусь с думою один я на один - пленительной и сокровенной.
*
Все странствия готов пройти я жив и невредим,
Тем паче, что ведут они, в мой третий, осиянной негою твоею, Рим.